Толстая С. А. - Толстому Л. Н., 1 октября 1883 г.

№ 98

[1883 г.] 1 октября. [Москва]

Теперь получаю третий день твои письма исправно, милый Лёвочка. Жаль, что ты мне много пишешь обо мне, потому что это мешает быть до конца натуральной, и инстинктивно будешь стараться или написать то, что тебе понравится, или же сделаешь усилие быть натуральной и правдивой, — а это доводит часто до резкости.

Боюсь, что во вчерашнем письме я не довольно мягко отнеслась к твоему отказу быть присяжным. Во мне поднялось старое, эгоистическое чувство, что ты нас, семью, не жалеешь и вводишь в тревогу о тебе и твоей безопасности. Конечно, ты поступил по убеждениям; но не поехавши, не говоривши ничего, а заплативши штраф, ты тоже поступил бы по своим убеждениям, но ничем бы не рисковал и никого бы не огорчил. Ты оттого от меня скрыл, что знал, что я это самое желала бы и на этом бы настаивала. А тебя это смутно радовало — высказать это публично и чем-то рисковать.

Я не трону мизинцем, чтоб перекачнуть весы на свою сторону. Я так понимаю, что тишина для человека, умом работающего, крайне необходима. Живи пока нужно и пока хочется. Мне кажется, что когда тебе хорошо, спокойно и тихо, то и мне на половину лучше от этого. У нас очень суетно и подчас трудно. Я очень тиха, даже слишком; но спина болит и ноющее чувство в душе. Ничего, т. е. положительно ничего меня не радует.

Неужели от этого я лучше, что утратила способность радоваться.

Купила Тургенева в гробу; фотография чудная. Я долго вглядывалась в его спокойное лицо и подумала так ясно, так искренно: «вот туда-бы, где он, как хорошо!»

Сегодня ездила с Таней, Машей, Андрюшей и Мишей в храм Спасителя ко всенощной. Меня малыши измучили, всё просились туда, потому что Лиза и Варя были и рассказывали. Впечатления никакого — велико, ярко, людно и больше ничего. Но малыши остались довольны и катаньем и церковью.

Таня всё это время очень мила и дружелюбна. Илья, Маша и Лёля очень ровны, а Серёжа очень часто груб и неприятен. Так это грустно! Взяли сегодня учителя для Лёли, студента, по Серёжиной рекомендации. Он мне понравился и видом, и скромностью.

Была Лиза Оболенская с двумя девочками, которые играли в крокет с Машей и Дрюшей и очень веселились.

Знаешь, Лёвочка, что Костенька совсем поселился! Спит в твоем кабинете, и с утра до ночи уверенным, наглым тоном требует или всяких усовершенствований в моем хозяйстве, или закуски, или вина, или начинает смеяться надо мной, что я тебе пишу всякий день, или учит меня, как жить... Иногда плакать хочется, терпенья нет! Всё, что моя слабая душа соберет сил, чтоб как-нибудь бороться с этой суетной, ежедневной жизнью, и выкарабкиваться из нее на свет — всё это вдруг, я чувствую, погибает; я ослабеваю, тоскливо слушаю о позолоте рам или о его светских успехах, а передо мной также тоскливо лежит приготовленная книга. — Таня, дочь, начинает испытывать то же. Она от него нынче бегала с книгой по всему дому.

в 12-ть, и то страшно перепутанную. Завтра пошлю; жаль, что целые сутки позднее.

Я рада, что тебе в Ясной хорошо, а с желудком будь осторожнее. Пока прощай. Слишком длинны и пусты мои письма. Вели Митрофану твою лисицу выделать, отдать и прислать мне ее с Таниными. Выкопай в Чепыже три или четыре дубка и привези мне их посадить тут, в саду (это ради сентиментальности). А тут дубов нет. Ну, теперь и бумага вся. Целую тебя.

С.

Примечания

[...] твои письма исправно — письмо от 30 ноября; в нем Толстой писал: «Сейчас получил с Козловки твои два письма и телеграмму, — прекрасные два письма. По обоим я вижу, что ты в том хорошем, любимом мною духе, в котором я тебя оставил и в котором ты, с маленькими перерывами, уже давно. — Письмо это читай одна. — Никогда так, как теперь не думал о тебе, так много, хорошо и совершенно чисто. — Со всех сторон ты мне мила» (ПЖ, стр. 203).

храм Спасителя — храм в память избавления от французов в 1812 г., заложенный в 1839 г. и освященный в 1883 г., находился у Пречистенских ворот.

Лиза Оболенская с двумя девочками — Е. В. Оболенская и ее дочери: Мария и Александра.

Костенька. О К. А. Иславине Толстой писал 3 октября: «Нынче утром получил твое очень хорошее письмо. Одно ужасно грустно — это Костенька. Пожалуйста, не рассердись на него и не обидь. Я как приеду, постараюсь дружелюбно избавиться от него» (ПЖ, стр. 205).

— М. И. Банникову.

Раздел сайта: