Толстой Л. Н. - Толстому С. Н., 3 июля 1855 г.

103. Гр. С. Н. Толстому.

1855 г. Июля 3. Позиция на р. Велъбек.

Г-ну поручику Стрелковаго Императорской Фамилiи Полка Графу Толстому

Начальника Горной Артилле- рiи Южной Армiи и Морскихъ и сухопутныхъ силъ, въ Крыму расположенныхъ, Артиллерiи Подпоручика и кавалера Графа Толстаго

Вследствiи продолжительнаго молчанiя Вашего и моего Сiятельства, имею честь почтительнейше донести, что сiе обоюдно было весьма глупо, и что я съ своей стороны намеренъ исправить сiю ошибку и впредь не впадать въ оную, о чемъ по- корнейше прошу и Ваше Сiятельство. —

Начальникъ Горной Артиллерiи Подпоручикъ

Графъ Толстой.

№ 54

3 Іюля 1855 г.

Хотелъ было не писать больше ничего, съ темъ, чтобы только узнать где ты (хотя я знаю, что ты былъ въ Суздале, но долженъ былъ перейти въ Петербургъ, а самъ хотелъ ехать въ Пирагово), но потомъ вообразиль себе, какъ ты бы обозлился и несколько разъ назвалъ бы меня — «самымъ пустяшнымъ малымъ», но главное, что самому захотелось разсказать и разспросить кое-что, хотя и сильно сомневаюсь, дойдетъ ли и когда къ тебе это письмо. Хотя ты верно знаешь черезъ нашихъ,1 где и что я делалъ, повторю тебе свои похожденiя съ Кишинева, темъ более, что можетъ быть для тебя будетъ интересно то, какъ я их разсказываю, а поэтому ты узнаешь, въ какой я фазе нахожусь — такъ какъ ужъ видно моя судьба всегда находиться въ какой нибудь фазе. Изъ Кишинева 1-го Ноября я просился въ Крымъ, отчасти для того, чтобы видеть эту войну, отчасти для того, чтобы вырваться изъ Штаба Сержпутовскаго, который мне не нравился, а больше всего изъ патрiотизма, который въ то время, признаюсь, сильно нашелъ на меня. — Въ Крыму я никуда не просился, а предоставилъ распоряжаться судьбой начальству; меня прикомандировали къ батарее въ самый Севастополь, где я пробылъ месяцъ весьма прiятно, въ кругу простыхъ добрыхъ товарищей, которые бываютъ всегда особенно хороши во время настоящей войны и опасности. Въ Декабре нашу батарею отвели къ Симферополю, и тамъ я прожилъ 11/2 месяца въ удобномъ помещичьемъ доме, ездилъ въ Симферополь танцовать и играть на фортапьянахъ съ барышнями и охотиться на Чатырдагъ2 съ чиновниками за дикими козами. Въ Январе опять была тасовка офицеровъ, и меня перевели въ бат[арею], кот[орая] стояла на горахъ въ 10 в. отъ Севастополя на Бельбеке. 3 Тамъ j’ai fait à la connaissance de la mère de Кузьма,4 самый гадкiй кружокъ полячишекъ въ батарее, командиръ, хотя и доброе, но сальное, грубое созданiе, никакихъ удобствъ, холодъ въ землянкахъ. 5 Ни одной книги, ни одного человека, съ кот[орымъ] бы можно поговорить. И тутъ то я получилъ 1500 р. на журналъ, кот[орый] ужъ былъ отказанъ, и тутъ то я проигралъ 2500 р. и чемъ доказалъ всему мiру, что я все таки пустяшный малый, хотя предъидущiя обстоятельства и могутъ быть приняты comme circonstances atténuantes,6 все таки очень, очень скверно. Въ Марте стало теплей, и прiехалъ въ батарею милый отличный человекъ Броневской, я сталъ опоминаться, а 1-го Апреля батарея во время самаго бомбардированiя пошла въ Севастополь, и я совсемъ опомнился. Тамъ до 15 Мая, хотя и въ серьезной опасности, т. е. по 4 дня черезъ 8 дней дежурнымъ на батарее 4-го бастiона, но весна и погода отличная; впечатленiй и народа пропасть, все удобства жизни, и насъ собрался прекрасный кружокъ порядочныхъ людей, такъ что эти 11/2 месяца останутся однимъ изъ самыхъ моихъ прiятныхъ воспоминаний. 15 мая Горчак[ову] или Началь[нику] Артил[лерiи] вздумалось поручить мне сформировать и командовать Горнымъ взводомъ на Бельбеке — 20 в. отъ Сев[астополя], чемъ я чрезвычайно до сихъ поръ доволенъ во многихъ отношенiяхъ. Вотъ тебе общее описанiе, въ следующемъ письме напишу подробнее о настоящемъ. —

— всегда въ Главный Штабъ Крымской Армiи и больше ничего. — Про себя, кроме того, что тебе придетъ въ голову, напиши мне пожалуйста две вещи. 1) Зачемъ и отчего ты пошелъ на службу и доволенъ ты ли ею и 2-е) Чемъ ты решилъ съ Машей. 7 Вчера ночевалъ у меня Ферзенъ,8 который у князя по особымъ по- рученiямъ, и немного поразсказалъ мне про тебя. —

Примечания

Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Впервые отрывок пз письма опубликован П. И. Бирюковым в Б, I, 1906, стр. 248—250 (с неверной датой «май»); в несколько большем виде дано П. А. Сергеенко в ПТС, I, стр. 49—51; в еще более полном виде в Бир., XX, 1913, стр. 141—143. —

«Где ты теперь, дорогой, обожаемый мой Léon? В последнем твоем письме, полученном 16 июня, ты пишешь, что ты в Бахчисарае, в прекраснейшем на свете крае, что ты сделан командующим горной артиллерией, и что это назначение тебе приятно. Со своей стороны, я порадовалась, что ты доволен службой, а, главным образом потому, что ты не в горестном Севастополе, в городе крови и бойни. Я всегда боялась за тебя (как и писала в своем последнем письме), покуда ты там находился, опасности войны, отравленного воздуха, которым ты дышал, очагов заразных болезней, всё это возбуждало страх за твою бесценную жизнь. Всевышний господь услышал мои усердные моленья, сжалился над моими терзаниями и сохранил тебя от ужасов войны. Письмо твое с этими добрыми вестями принесло с собою радость и счастье, и сердце мое успокоилось. Но с тех пор прошло больше месяца, от тебя нет письма, и я опять тревожусь. Напиши мне хотя несколько слов, дорогой Léon, только, чтобы меня успокоить. Все жалуются на тебя; ты никому не пишешь, ни Валерьяну, ни Николеньке, а от Тургенева знаю, что ты здоров, так как ты писал Панаеву, который и говорил ему об этом письме. В нем упоминается о новом твоем сочинении; радуюсь, что свое время ты употребляешь, на полезное и приятное. Все с ума сходят от твоих сочинений! Твое описание Севастополя в декабре месяце — великолепно; я прочла эту статью в Русском инвалиде. Мне не приходится хвалить тебя; что бы я ни сказала, показалось бы вульгарным в сравнении с оценкой, высказанной этой газетою, где говорится, что хотим познакомить с истинно превосходной статьею. И точно, невозможно ничего лучше этого написать. Я виделась недавно с Николенькой, много говорила с ним об этом описании Севастополя; он тоже, и все знакомые в восхищении от твоих сочинений; продолжай, милый Лева, заниматься литературой, ты уже себя очень прославил своими сочинениями, ты одарен удивительными способностями, употребляй их на пользу; и отбрось все другие слабости, которые тебя ни к чему доброму не поведут, а только могут навсегда расстроить твои дела». (Оригинал по-французски; публикуется впервые; подлинник в АТБ.)

Ты писал Панаеву. — Т. А. Ергольская несомненно имеет в виду письмо Толстого к Некрасову от 30 апреля, которое за Некрасова получил Панаев и о котором, очевидно, писал Тургеневу в Спасское (письмо Панаева к Тургеневу в печати неизвестно). В письме к Некрасову от 30 апреля Толстой писал о своих военных статьях, которые и нужно разуметь под сочинением, как пишет Ергольская. Севастополь в декабре был перепечатан в извлечениях в «Русском инвалиде» (№ 122 от 5 июля 1855 г.). Этот номер Ергольская вероятнее всего получила от Тургенева, так как он то же впервые прочел «Севастополь в декабре» в этой газете, о чем писал Панаеву 27 июня 1855 г. (См. И. И. Панаев «Литературные воспоминания с приложением писем разных лиц», Спб., 1888, стр. 400.)

2 Чатыр-даг — (от татарского «шатер-гора»). Одна из высших вершин крымских гор (в. 5003 ф.), расположенная на юго-восточном берегу полуострова.

3 Об этом см. прим. 4 к п. № 95.

5 О командире и офицерах батареи в дневнике Толстого под 23 января записано: «Филимонов, в чьей я батарее, самое сальное создание, которое можно себе представить. Одаховский, старший офицер, гнусный и подлый полячишка, остальные офицеры под их влиянием и без направления». О Филимонове, кроме того, что его имя начиналось на букву «В», мы не располагаем никакими сведениями. В АТБ сохранилось письмо его дочери, которая в 1890-ых годах писала Толстому, что он остался должен ее отцу, как говорил ей последний.

6 как обстоятельства, уменьшающие вину.