19. Гр. С. Н. Толстому.
1849 г. Мая 1. Петербург.
1 Мая.
Читай это письмо одинъ.
Сережа.
Ты, я думаю, уже говоришь, что я самый пустяшной малой; и говоришь правду. — Богъ знаетъ, что я наделалъ! — Поехалъ безъ всякой причины въ Петербургъ, ничего тамъ путнаго не сделалъ, только прожилъ пропасть денегъ и задолжалъ. Глупо. — Невыносимо глупо. — Ты не поверишь, какъ это меня мучаетъ. — Главное долги, которые мне нужно заплатить и какъ можно скорее, потому что, ежели я ихъ заплачу не скоро, то я сверхъ денегъ потеряю и репутацiю. — Ради Бога, сделай вотъ что: Не говоря теткамъ и Андрею, почему и зачемъ, продай Воротынку1 Уварову2 или Селезневу. 3 Это моя последняя ресурса, но без которой я не обойдусь, какъ для того, чтобы прожить, такъ и для того, чтобы въ Опекунской советъ заплатить. Мне до новаго дохода необходимо 3,500 р. серебромъ, — 1,200 въ 0. с.; 1,600 заплатить долги; 700 на прожитокъ. — Я знаю, ты будешь ахать, но что-же делать, глупости делаютъ разъ въ жизни. Надо было мне поплатится за свою свободу и философiю, вотъ я и поплатился.
Некому было сечь. Это главное несчастiе.
Сделай милость, похлопочи, чтобы вывести меня изъ фальшиваго и гадкаго положенiя, въ которомъ я теперь — безъ гроша денегъ и кругомъ долженъ. — Мне въ наискорейшемъ времени нужно сюда 800 р. с. и въ Москве, какъ я писалъ Андрею, 300 и еще 150. За лесъ и лошадей получатъ верно 1,400, все ихъ и нужно разослать — 450 въ М[оскву], а остальные сюда. —
Воротынку-же можно скоро запродать, препятствiй, я думаю, никакихъ нетъ. Оболенскiй4 говоритъ, что по Щербач. перезалогу вся задержка въ доверенности: нетъ ни твоей, ни моей, ни Маш[инькиной]5 свою я уже давно послалъ Митиньке. 6 Чего ты не понимаешь о томъ что мы будемъ квиты долгами? 7 Это значитъ то, что за что я у тебя взялъ даромъ лошадей? Это не было въ разделе, да ежели бы и было, то было бы несправедливо, поэтому я тебе и писалъ, что съ продажею лошадей мы будемъ квиты 1500 р. с. к[оторые] ты мне б[ылъ] долженъ по разделу... Лошадей ты мне даль верно, коли не больше, чемъ на 1500 р. сер. А что я тебе это написалъ, а не сказалъ прежде, это потому, что мне и тебе было бы неловко объ этомъ говорить. Не знаю отъ чего, а было бы неловко... Ты знаешь верно, что наши войска все идутъ въ походъ, и что часть (2 корпуса) перешли границу, и говорятъ, уже въ Вене. Я началъ было держать экзаменъ на кандидата и выдержалъ 2 — хорошо;8 но теперь переменилъ намеренiе и хочу вступить юнкеромъ въ Конно-Гвардейскiй полкъ. Мне совестно писать это тебе, потому что я знаю, что ты меня любишь, и тебя огорчать все мои глупости и безосновательность. Я даже несколько разъ вставалъ и краснелъ отъ этаго письма, что и ты будешь делать, читая его; но что делать, прошедшаго не переменишь, а будущее зависитъ отъ меня. —
Офицерского чина. — Съ счастiемъ т. е., ежели Гвардiя будетъ въ деле, я могу быть произведенъ и прежде 2-хъ-летняго срока, Гвардiя идетъ въ походъ въ конце Мая. Я теперь ничего не могу делать, потому что, во первыхъ, нетъ денегъ, которыхъ мне нужно не много (все казенное), а, во-вторыхъ 2) метрическiя свидетельства въ Ясной, вели ихъ прислать какъ можно скорей. Не сердись на меня пожалуйста, я и то теперь слишкомъ чувствую свое ничтожество, и исполни поскорей мои порученiя. Прощай, не показывай письма этаго тетиньке, я не хочу ее огорчать.
Примечания
Печатается по автографу, хранящемуся в ГТМ. Впервые опубликованы отрывки из письма (с неверной датой: «1848») П. И. Бирюковым в Б, I, 1906, стр. 154—155; несколько бòльшие отрывки даны (тоже с неверной датой: «1848») в ПТС I, стр. 2—4.
1 Воротынка, или правильнее Малая Воротынка, имение Богородицкого у. Тульской губ. с 22 душами, доставшееся по разделу 1847 г. Толстому.
2 Кто такой Уваров — сказать не можем.
—188.) — тульский помещик, скупавший земли. В 1879 г. у него было родовых в Тульской губ. 5400 дес. и купленных в разных губерниях 3200 дес.
4 Кн. Дмитр. Алдр. Оболенский. О нем прим. 7 к п. № 12.
6 Гр. Мар. Ник. Толстая.
6 Гр. Дм. Ник. Толстой.
7 О долге гр. C. Н. Толстому см. прим. 3 к п. № 14.
бригады, а не из двух корпусов, как пишет Толстой) под начальством Ф. С. Панютина. Слух, передаваемый Толстым, что отряд «уже в Вене», был неверен. Отряд остановился в Градище (между Ольмюцем и Гедингом).
9 В статье «Воспитание и образование», написанной в 1862 г., Толстой вспоминал: «В 48 году [Лев Николаевич запамятовал: дело было несомненно в апреле 1849 г.] я держал экзамен на кандидата в Петербургском университете и буквально ничего не знал и буквально начал готовиться за неделю до экзаменов. Я не спал ночи и получил кандидатские балы из гражданского и уголовного права, готовясь из каждого предмета не более недели». Левенфельд со слов Толстого писал, что Лев Николаевич «терпеливо сдал два экзамена по уголовному праву» (Ф. Левенфельд «Гр. Л. Н. Толстой. Его жизнь, произведения и миросозерцание». Перевод с нем. Изд. 2, М. 1904, стр. 39). В письме от 11 мая Толстой пишет, что держал один экзамен. Вероятно в один день был экзамен по двум предметам. Профессором уголовных и полицейских законов в петербургском университете в 1835—1856 г. был Яков Иванович Баршев (1807—1892); профессором российских гражданских законов 1843—1855 гг. был Константин Алексеевич Неволин (1806—1855).
10 волей-неволей.
На это письмо гр. С. Н. Толстой ответил неопубликованным письмом от 11 мая 1849 г. (Год письма определяется содержанием: «За лес и лошадей получат верно 1400». Лес — Савин березняк был продан в апреле 1849 г. О лошадях Толстой писал гр. С. Н. Толстому в письме от марта не позднее 25-го 1849 г.) Приводим письмо гр. С. Н. Толстого от 11 мая 1849 г. полностью:
«Завтра еду в Тулу, чтобы видеть Уварова и начать хлопотать о продаже Воротынки. Есть-ли же он раздумал, то пошлю к Селезневу; но вот в чем дело: как я не буду стараться ускорить это дело, всё это кончится не так скоро. Во первых, это не может кончиться прежде полученья денег за Щербачевку, во-вторых, тебе надо дать мне доверенность от себя и прислать, естьли у тебя есть, а естьли нету, то вытребовать доверенность от всех братьев. Напиши мне скорее и подробно об этом, я же покуда буду хлопотать. Лес твой я продал до получения твоего последнего письма, поэтому я так и распорядился деньгами. Естьли бы я получил твое письмо прежде, то я не велел бы посылать 300 рублей серебром в Москву, а послал бы их в Петербург. У Андрея, исключая 150 серебром, посланных к тебе, остается 180 р. серебром. Напиши, куда их послать, к тебе? или в опекунский совет? Ты пишешь, что зa лес и лошадей надо получить 1400 серебр. но ты из следуемых за лес получил 420 р. серебр., следовательно остается 620 рубл. сер. За лошадей же всего получено 200, т. е. зa Надежного. — Итого 880 серебром. Завтра узнаю у Андрея, естьли продажный хлеб. Итак, одна надежда на Воротынку, но, чтобы продать Воротынку, надо необходимо кончить сперва щербачевское дело, а для этого нужно следующее: моя, Машинькина, Николенькина (которая уже есть) и твоя доверенности у Митеньки, потому что Николенька прислал свою Митеньке; ты пишешь, что ты Митеньке доверенность послал, а Митенька же пишет мне, что она не годится. Вот тебе его письмо. Прочти его со вниманием и поймешь, в чем дело, а именно: ты напишешь доверенность о перезалоге Щербачевки на имя Митеньки и, оставя ее у себя в Петербурге, отдашь ее тому, кому Митенька пришлет свою и Николенькину доверенность. Я же с Машенькой сделаю то же; Митеньке же я напишу, чтоб узнать от него, кому он даст доверенность от себя, и следовательно, уже не от нас, чтобы хлопотать о этом деле.
Покуда всё это кончится, я буду хлопотать о продаже Воротынки, напиши мне с первой почтой о цене и о том, естьли у тебя на этот предмет от братьев доверенности. Я писал тебе до сих пор больше не о чем, как о делах, зная, что это больше всего должно тебя занимать. Советовать или отговаривать тебя насчет поступления в Конногвардию я не хочу, потому что я знаю, что советы, даже и самые благоразумные, никогда и никого ни к чему не повели. Но мне кажется, что тебе следовало бы сделать вот что: сейчас же приехать в деревню. Я уверен, что тебе это покажется невозможно, но дело вот в чем. — Тебе необходимо в самом коротком времени расплатиться с долгами; насчет этого нечего говорить, надо их заплатить и как можно скорей, хотя это тебя очень стеснит, ибо Воротынка, как ты говоришь сам, твоя последняя рессурса, но дело сделано, помочь ему нельзя; ты говоришь, что глупости делаются в жизни один раз, хорошо, когда бы это было так. А теперь уже самая легкая глупость может расстроить твое состояние совершенно, а состоянье, право, в нашей жизни вещь очень важная особливо, когда кто к нему привык. Но долги твои в Петербурге непременно надо заплатить, и как можно скорей и поэтому (естьли ты не лишен возможности выехать из Петербурга) то надо, как можно скорей приехать в деревню, естьли же тебе по случаю долгов нельзя выехать, то займи где нибудь и употреби все возможные средства и приезжай в деревню. Тебе это должно казаться странно, но прочти до конца: как я ни буду стараться, я никак не кончу так скоро продажу Воротынки, как ты сам. Это вещь невозможная. Сам же ты можешь найти и другие средства достать денег. Вообще всё это кончится вдвое скорее; купчую по доверенности совершить кажется нельзя; да естьли и можно, Уваров и Селезнев уже наверное на это не согласятся, тогда опять будет месяца на два пересылок и переписок. Ты же можешь приехать не более как на две недели со всем с проездом. Дорожные издержки тебе будут верно стоить меньше, чем прожить эти две недели в Петербурге. Поступить в Конногвардию ты точно также можешь по возвращении из деревни. Кстати, скорей выхлопочешь себе метрическое свидетельство (про которое в Ясном никто не знает) и так насчет поступления в службу задержки не будет, насчет издержек расчет один и тот же, теперь остаются два главные пункта».
1) Будет ли тронута твоя репутация тем, что ты уедешь из Петербурга не заплатя долги? — Нет, ибо ты собственно уедешь для того, чтобы скорей расквитаться с долгами. Может и будут в продолжение двух или трех недель, покуда ты не соберешь денег и думать об тебе не совсем то ловко, но так как ты сам уверен в том, что долги свои заплатишь и, следовательно, и все эти господа будут удовлетворены, то ни репутация, ни совесть твоя не потерпят ни малейшего вреда. — Теперь последний пункт. Может тебе от долгов нельзя выехать из Петербурга, тогда надо будет тебе как нибудь похлопотать об том, чтобы тебя выпустили, что ты наверное сделаешь, но я уверен, что дела твои еще не так худы. Отвечай мне скорей обо всем подробно. — Гр. С. Толстой». (Публикуется впервые; подлинник в АТБ.)