97. Т. А. Ергольской.
1855 г. Марта 13. Позиция на р. Белъбек.
13 Mars 1855.
ère tante!
ècles, que je n’ai rien reçu ni de vous ni de personne des notres. Je sais que la faute en est à moi ou plutôt aux circonstances. En partant le 2 de Novembre pour Sévastopol je n’ai pas changé mon adresse mais on m’envoyait mes lettres réguliérement, quoique tard pendant que l’état major de Gortchakoff était à Kichineff ; mais à présent que le Prince comme vous savez probablement est nommé à la place de Menchikoff1 et est venu en Crimée2 avec tout son état major Serjpoutovsky3 et tous les autres, je suis sûr qu’il y a une quantité de mes lettres qui y sont restées. Dès à présent mon adresse est tout bonement à Sévastopol. Je vous ai parlé, je crois de la manière dont j’ai passé le premier tems de mon séjour en Crimée. En somme je l’ai passé agréablement, occupé que j’étais de mon service et de l’interêt général de la guerre; mais à commencer du nouvel an quand j’ai reçu l’argent destiné au journal qui a avorté, mon genre de vie a été des plus désagréables oisif et immoral.
été, sans occupations — n’ayant même pas le moyen de m’occuper, ayant reçu la somme assez considérable destinée à mon Journal, j’ai commencé à jouer et une fois le premier pas fait je n’ai plus pu m’arrêter, que lorsque j’ai tout perdu et que je suis resté de voir encore près de 700 r. arg. 4 — A présent grâce à Dieu, le printems qui a toujours sur moi une influence bienfaisante, mes dévotions que j’ai faites la semaine passée,5 l’arrivée du Prince chez lequel j’ai été et qui de nouvau m’a très bien reçu et surtout l’amitié d’un de mes camarades un Certain Броневской (le cousin de ceux de Casan) avec lequel je me suis lié ici: tout cela Dieu merci a agi sur moi poui m’arrêter sur le point où j’étais de nouvau de retomber dans la position dans laquelle j’étais avant mon départ au Caucase. La somme que j’ai perdu est considérable je sais; mais avec de l’économie de la persévérance pour le travail j’espère réparer ce mal avant un an. Soutenez moi chère tante dans ces dispositions, je l’ai dit et je répeterai toujours: rien ne me fait tant de bien moral comme vos lettres. Je ne puis pas cependant ne pas vous parler de ce que m’occupe pour le moment plus que toute chose — c’est Броневской. — Je n’ai jamais rencontré un meilleur coeur un caractère aussi noble, que cet homme et j’espère que jamais je ne me desenchanterai sur son compte, que notre amitié durera et que quelques uns des plans que nous faisons se réaliseront un jour. 6 — Que vous dirais-je de la guerre. Rien n’a changé ici, excepté le commandant en chef et que nous avons plus d’ordre et plus de troupes, Sévastopol est toujours assiégé on se bat tous les jours et on désire la paix. Quelle sera la fin de tout ceci, personne ne le sait, mais Dieu donne seulement qu’elle arrive plus vite; tout le monde en a assez et surtout l’ennemi. Adieu chère tante je baise vos mains mille et mille fois et vous prie de me pardonner tous les chagrins que je vous cause. — Je ne sais trop pourquoi, mais je suis convaincu que je vous reverrai l’année 55.
Si vous voyez Valérien dites lui, je vous en prie, qu’il m’envoye le [plus tôt] plutôt possible l’argent les 600 r. arg. que je lui demande dans ma derniere lettre. 7 Cette dette me pèse terriblement.
в Кишиневе, письма мои пересылались мне аккуратно, хотя и с опозданием. Теперь же, как вам, вероятно, известно, князь назначен на место Меньшикова,1 он приехал в Крым,2 со своим главным штабом, с Сержпутовским3 и со всеми прочими, и я уверен, что пропасть писем ко мне осталась там. Теперешний мой адрес просто в Севастополь. Кажется, я уже описывал вам первое время своего пребывания в Крыму. В общем я провел его приятно, будучи занят службой и охваченный общим интересом к войне; но начиная с нового года, когда я получил деньги, предназначенные на журнал, который провалился, мой образ жизни стал праздным и безнравственным.
В самое плохое здешнее время, лагерная жизнь, в отвратительном обществе, без занятий — не имея даже возможности заниматься и получив порядочную сумму, предназначавшуюся для моего журнала, я стал играть; а сделав первый шаг, не смог остановиться, пока не спустил всего, да еще остался должен около 700 р. сер. 4 — Теперь же, слава богу, весна, которая всегда действует на меня благотворно — говение на прошлой неделе,5 приезд князя, у которого я был и который вновь меня хорошо принял, главное, дружба, с моим товарищем, неким Броневским (двоюродным братом Казанских), с которым я здесь близко сошелся, всё это, благодаря бога, спасло меня от того положения, в котором я находился перед отъездом на Кавказ и в которое мог снова опуститься. Сумма, которую я проиграл, значительна, я знаю, но экономия в тратах и упорство в работе помогут мне раньше чем через год, справиться с этой бедой. Поддержите меня в этих намерениях, дорогая тетенька, я говорил и опять повторяю, ничто мне так не помогает в нравственном отношении, как ваши письма. Не могу не сказать вам о том, что теперь меня более всего занимает — о Броневском. — Я не встречал еще человека с таким горячим сердцем и благородством натуры; надеюсь, что я никогда в нем не разочаруюсь, что наша дружба будет продолжаться и что некоторые наши планы когда-нибудь сбудутся. 6 — Что же вам сказать про войну? Всё по-прежнему, кроме нового главнокомандующего, порядка больше и больше войск, осада Севастополя всё продолжается, всякий день сраженья, желают мира. Чем всё это кончится, никому неизвестно; дай бог, чтобы поскорее наступил конец; для всех пора и, в особенности, для неприятеля. Прощайте, дорогая тетенька, тысячи и тысячи раз целую ваши ручки и прошу вас простить меня за все огорчения, которые я вам причиняю. — Сам не знаю почему, но я уверен, что мы увидимся в 55 году.
Примечания
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Публикуется впервые.
—1869), ген. -адъютант, начальник морского штаба, член Государственного совета. Принимал участие в Турецкой кампании 1809 г.; в войне 1812—1814 гг. Перед войной 1853—1856 гг. был послан в Константинополь, а во время самой кампании главнокомандующий в Крыму. Поставленный в тяжелое положение, в виду отсутствия достаточного количества войск, должной организации и надежных помощников, а также и лично не обнаружив умелости и распорядительности, проиграл ряд сражений (Алманское, Инкерманское). После неудачного наступления в Евпатории, Меншиков, серьезно больной, был отставлен. Пробыв после этого короткое время Кронштадтским ген. -губернатором, Меншиков не занимал больше ответственных должностей и поселился в деревне.
3 Адам Осипов. Сержпутовский. О нем см. прим. 3 к п. № 86.
—11 марта: «Я еще проиграл 200 р. Одаховскому, так что запутан до последней крайности».
5 С 7 по 13 марта в этом году была пятая неделя великого поста.
— вероятно, Аркадий Алексеевич Броневский (р. 22 октября 1821 г., ум. 18.. г.) сын ст. советника, бывшего прокурором в Земле Войска Донского (1790—18..) и Варвары Тулиновой. В АТБ сохранилось четыре письма М. А. Броневского к Толстому за 1855 г.
«Письмо твое, любезный друг Léon, от 21 марта я получил — оно обрадовало меня тем, что после долгого молчания дало мне об тебе весточку, — но впрочем во всем остальном крайне меня встревожило и огорчило. — Не стану распространяться насчет последней неприятности, тебя постигшей, ты, верно, сам мучаешься более нас, — скажу только одно, что проигрыш этот по мнению моему окончательно расстроил твои дела, ибо последний рессурс Ясной поляны пошел на ветер, и теперь самый утонченный агроном и спекулятор ничего не придумает, чтобы извлечь из этого имения, в которое надобно, напротив, много положить, чтобы привесть в порядок. Со всем моим искренним желанием сделать для тебя всё угодное — я решительно не могу принять твоего предложения — взять Ясную на аренду; 1) потому, что в прошедшем году последовал указ, коим воспрещается помещикам отдавать свои имения в аренду — даже в Литве, в Польше и Белоруссии, где издавна существовали поссессии; 2) ты желаешь за уплатой опекунского долга получать 1200 р. сер. —этого при расстроенном Ясенском хозяйстве, — без скотоводства, при упадке всех хозяйственных построек, которые нужно поддерживать и при необходимом домашнем расходе — ни один арендатор тебе не даст. — А я. как человек, мало знающий экономическую часть и сельское хозяйство вообще — не в состоянии буду свести концы с концами,—ибо, условившись высылать тебе деньги в известный срок, не захочу быть неаккуратным и запутаю свои собственные дела. 3) Если бы я умел, как должно, взяться за это — то конечно не оставил бы Ясную в управлении Василия старосты, а где найти хорошего человека? — Послать туда которого-нибудь из своих приказчиков — значит привесть в расстройство свое имение. 4) Крестьяне твои чрезвычайно избалованы, и хорошие крайне расстроились пожаром, неурожайными годами и скотскими падежами. Привесть их в надлежащий порядок нужно время, деньги и неусыпная заботливость — для этого нужен опять знающий и опытный человек. Скажу опять, где его взять? Лишних денег я также не имею — а из доходов за уплату 1250 р. совету, 1200 р. тебе и прочих домашних расходов — немного останется — и, наконец, 5) ты говоришь, чтобы первый год дать тебе при заключении контракта 1200 р. сер. вперед — на это нужны свободные деньги, которых я не имею, и, наконец, давши их, если этот год будет неурожай или чрезмерная дешевизна, то откуда я их выручу — и чем заплачу совету, которого долг запускать невыгодно. Из всего этого ты сам убедишься, что это предложение твое совершенно для меня неудобоисполнимо: —ты знаешь, что я никогда ни от кого не отказывался — всегда готов вам всем служить, но имея сам семейство и ограниченное расстроенное состояние, мне ни в какие подобные предприятия пускаться не должно. —
Впрочем я не знаю, почему именно ты думаешь устроить дела свои, отдавши Ясную в аренду — неужели у тебя нет довольно характера умерить свои расходы, сообразно твоему состоянию. Ежели этому причиной бесхарактерность, то кто же тебя остановит в продолжение 5-ти лет, что имение твое будет в аренде, наделать столько долгов, что по прошествии этого срока тебе опять-таки нужно будет продать его, и все хлопоты и труды арендатора твоего пропадут даром. А мне кажется, что эта сделка, вместо того чтобы устроить твои дела, окончательно их расстроит, ибо теперь, проигравши, ты знаешь, что надобно тотчас платить долги, это временное стеснение обстоятельств невольно заставит тебя остановиться играть, а что еще хуже, отыгрываться, а когда уплата долга будет отложена на 5 лет — (а на эту сделку всегда найдутся охотники), то невольно захочешь отыграться, а счастье, как видно, не всегда тебе благоприятствует, и ты запутаешься окончательно. Прости мне откровенность моего мнения, может быть и ошибочного, но в этом случае я руководствуюсь твоим же правилом — излагать свои мысли откровенно людям, которых любишь, а ты в этом; кажется, сомневаться не можешь и не должен.
— к тебе довольно давно отправлено 200 сер. — только по адресу твоему в г. Кишинев — причиной твоя неаккуратность — ты по целым месяцам сердишься на меня и не писал ни строки, — а я святым духом не знаю, что ты переменил место своего квартирования; впрочем, я от тебя иначе не получаю писем, только когда тебе нужны деньги — и то всегда самые лаконические. Недавно отправлено к тебе еще 100 сер. под Севастополь, да я велел продать последнюю препорцию овса и выручу, может, еще 150 сер., более ты из Ясных до новых доходов ничего не можешь получить. Я же велел оставить в конторе столько денег, сколько нужно на сдачу ратников и на уплату пожертвованных дворянством денег, что составить копеек 60 сер. с души, а с твоих крестьян взять нечего. Посылаю тебе при сем 200 р. сер.. полученных мной в Москве от Некрасова через Ивана Сергеевича Тургенева, в коих я дал и расписку и нарочно призадержал эти деньги, зная, что им у тебя не вод, и вышло очень кстати. Признаюсь, страх подумать, что ты прожил денег с февраля 1854 г.; этими деньгами можно прожить с семейством в Москве в свое удовольствие —а не так, как ты их прожил и вечно нуждался. Эта умеренность и экономия, которыми ты так хвастался, недолго была в действии. — Повторяю опять, что в Ясной продать уже более нечего, и потому умерь свои расходы и примись за настоящую экономию, просто, без всяких особенных планов, которые хорошо обдуманы бывают в голове, но плохо приводятся в исполнение. — Повторяю, что с моей стороны готов всё делать, что могу и что умею, располагай мной, как знаешь, но если по-прежнему зарвешься [1 не разобр.] — наделаешь долгов, тогда я решительно отказываюсь, ибо, при всем моем желании, ничего не в состоянии буду сделать. — Впрочем, положение твоих дел и состояние твое тебе лучше еще известно, чем мне, а потому соображайся по этому. Я думаю, ты знаешь из письма брата Николеньки, что он попал опять в артиллерию на Кавказ, а брат Сергей принят поручиком в Стрелковый полк императорской фамилии и уже уехал на службу в Питер. — Барон подал опять в гвардию. — Многие из моих соседей пошли в ополчение, и я остался совершенно один, почему, если буду жив и здоров, при начале осени уеду в Москву до весны — скучно жить в деревне.
— нельзя сказать, чтобы ты был очень аккуратен в переписке; она тебя нежно обнимает равно и тетенька, которая гостит у нас с декабря. Дети тебя целуют.— М-еllе Verganie se rappelle à ton bon souvenir (М-ль Вергани просит передать тебе привет). — До свидания, мой друг, Христос с тобой, — будь здоров и счастлив — желаю тебе во всем успеха, твой друг и брат граф Толстой.
P. S. Я со дня на день ожидаю Тургенева в деревню, от которого может быть получу еще сколько-нибудь денег за твои сочинения. — Некрасов спрашивал у меня твой адрес и, кажется, сам хотел писать к тебе. — Я получил через Тургенева 250 р., остальные 50 р. не замедлю тебе выслать. —
». (Письмо не опубликовано; подлинник в АТБ.)
— Василий Ермилович Зябрев, бывший старостой в Ясной поляне, а затем волостным старшиной. Стрелковый полк императорской фамилии. — Высочайшим приказом от 25 декабря 1854 г. сформировался из удельных крестьян полк, получивший наименование «Стрелкового полка императорской фамилии». Первый приказ по полку, которым зачислялись первые 8 офицеров, состоялся 25 января 1855 г. Сборным пунктом для 2 баталиона, куда был зачислен офицером Сергей Николаевич, был назначен г. Суздаль, Владимирской губернии, куда он и выехал (а не в Питер, как пишет Валерьян Петрович). Барон — бар. Александр Антонович Дельвиг (р. 28 августа 1818 г., ум. 2 декабря 1882 г.), родной брат друга Пушкина, владелец имения Хитрова в 2 в. от Покровского гр. В. П. Толстого. Он служил военным и, выйдя в отставку штабс-капитаном гвардии, жил в своем имении. О Вергани см. прим. 1 к п. № 27.
На это письмо Толстого Т. А. Ергольская отвечала письмом от 16 апреля, которое приводим полностью:
«Дорогой и хороший мой Léon! Я беспокоюсь смертельно и непрестанно мучаюсь о тебе; зная, что я люблю тебя до обожания, ты понимаешь, как исстрадалось мое бедное сердце при сознании, что ты подвергаешься величайшим опасностям, и что ты присутствовал при этой ужасной бомбардировке, которая, по газетам, длилась шесть дней под ряд. Сколько тысяч людей погибло! Дрожь пробирает при мысли об этом. — Я не теряю надежды на милосердие божие, он сохранит твою драгоценную жизнь на счастие всех нас, и ты вернешься к нам увенчанный славой; предчувствую это ; бог слышит усердные молитвы. Но не взирая на эту надежду, я трепещу за тебя, боюсь, что ты отважно подвергнешь себя опасности; друг мой, берегись, мне дорога твоя жизнь. Чтобы избавить меня от этого состояния душевной смуты, умоляю тебя, пиши мне. — Одни твои письма приносят мне успокоение; хотя несколько слов, только увидеть твой почерк уж это счастье. Не лишай меня его. Ты уже знаешь, что Сережа поступил на военную службу в полк Стрелков императорской фамилии. Хотя мне было грустно расставаться с ним, но я радуюсь, что он уехал из деревни и этим освободился от известных личностей; иного способа не было. Сердечно желаю ему счастья. Я огорчена, что не могла проводить его в Пирогово, но дорога была такая, что ехать было можно только в телеге, что для меня немыслимо. Николенька подал прошение о желании своем поступить на службу на Кавказ. Несомненно, он будет принят, и тогда я буду мучиться за вас троих, мне дорогих. В Ясном я буду еще более одинока и всё-таки я тороплюсь уехать из Покровского, где прожила слишком долго, не принеся никакой пользы и не получив благодарности. Три месяца я ходила за больными детьми и мучилась за них в отсутствие Валерьяна, Мари и м-ль Вергани, которые вернулись только накануне Пасхи. Теперь буду отвечать на твое письмо от 13 марта, полученное только апреля. Уж не знаю, почему оно так долго пропутешествовало. Очень оно мне было приятно. Вижу, что ты не изгнал меня из своей памяти, что ты мне доверяешь, и что советы мои могут тебе пригодиться. Мой милый друг, благодарю тебя за то, что ты меня утешил, ты просишь моего прощения за то, что огорчаешь меня, но я не могу и не хочу выговаривать тебе; поверь мне, что я сочувствую твоему огорчению, но сама горюю гораздо больше о том, что ты находишься среди опасности, чем о потере денег, вырученных из продажи дома. Не унывай, всё уладится со временем, только бы ты был жив и невредим. Это мое единственное желание. — Сократи траты, довольствуйся своим жалованьем, а доходы с Ясного пойдут на уплату карточных долгов. Я уже давно знала от Николеньки печальные обстоятельства, в которых ты находишься. Мы жалели тебя, что у тебя не хватает ни силы воли, ни власти над собой, чтобы побороть искушение игры, как только у тебя есть деньги в руках. Больше всего меня огорчает то, что у тебя страсть к игре, а всякую страсть трудно побороть. С твердой волей, конечно, этого можно достигнуть, но у тебя ее в этом случае нет! В другой раз мы еще поговорим об этом, теперь же я только занята одним — бомбардировкой Севастополя. Город возьмут штурмом, будет решительное сражение, и я боюсь, я трепещу за тебя. Еще усерднее буду молиться, чтобы господь тебя сохранил и послал тебе счастья, которого ты достоин. Ты мне пишешь, мой милый дружок, о новом знакомом, некто Г. Барановском, с которым ты подружился. Желаю, чтобы эта дружба продолжилась; большое утешение иметь такого человека, которому доверяешь и горести свои, и радости и находишь в нем сочувствие. Этот молодой человек меня интересует потому, что он тебя любит, и я желаю ему всего хорошего. Тургенев здесь и произвел на меня нехорошее впечатление, совсем не такое, какого я ожидала. Предпочитаю его сочинения его разговору; словом, нахожу, что он лучше пишет, чем говорит, и я вполне в нем разочарована. Больше не скажу, но ты встретишься когда-нибудь с ним и тогда скажешь мне о нем свое мнение. Прощай, мой хороший обожаемый Léon, сохрани и награди тебя господь. Нежно целую тебя. Сердечно твоя Т. Е. М-ль Вергани тебе кланяется и желает всего хорошего. Деньги из Ясного скоро тебе вышлют. Вся наша семья в добром здоровье, Николенька охотится каждый день и затравил порядочно зайцев». (Оригинал по-французски; публикуется впервые; подлинник в АТБ.)
Под ужасной бомбардировкой Ергольская разумеет т. н. «второе» бомбардирование Севастополя союзниками, продолжавшееся с 28 марта по 6 апреля включительно, т. е. десять дней, в течение которых союзниками по Севастополю было выпущено от 150 до 160 тысяч зарядов, с нашей же стороны всего 80 тысяч. Выбыло из строя за это время — у союзников 1850 чел., а у нас 6130. См. Богданович «Восточная война 1853—1856 годов», Спб. 1876, т. III, стр. 284. Пасха была в этом году 27 марта. Барановский — конечно, Броневский Аркадий Алексеевич. См. прим. 6. Тургенев приехал из Петербурга в свое Спасское 12 апреля. Из слов Т. А. Ергольской явствует, что в первые же дни своего приезда он побывал в Покровском.