62. П. В. Анненкову.
1857 г. Февраля 26/марта 10. Дижон.
Рукой И. С. Тургенева:
Дижон.1 26 февраля/10 марта 1857 г.
Вы, я полагаю, еще не настолько забыли географию, изученную вами в нежном возрасте, любезный Анненков, чтобы забыть, что есть на свете и даже во Франции город Дижон, бывшая столица Бургундского герцогства, и т. д.
По почему я нахожусь в Дижоне — это, я воображаю, для вас должно быть совершенно понятно. А дело очень простое: пузырь мой так меня мучил в Париже, что мне посоветовали попробовать перемену воздуха: я вот и выехал в Дижон, а Дижон я выбрал собственно потому, что Виардо2 дал мне рекомендательные письма к своим здешним знакомым. — Я их еще не представил, но уже влияние воздуха ощутительно: со дня приезда (т. е. со вчерашнего дня) пузырь мой меня не тревожит, и меня хоть издали можно принять опять за человека. Я здесь намерен пробыть неделю, там опять на три недели в это место пытки, называемое Парижем, а там в Лондон — и домой.
Но вообразите себе, что я здесь не один. Со мной поехал Толстой, который обрадовался случаю уединиться, чтобы привести к окончанию начатую им большую повесть.3 Несмотря на жесточайший холод, царствующий в комнате гостиницы, в которой мы остановились, холод, заставляющий нас сидеть не близ камина, но в самом камине, на самом пылу огня, он работает усердно, и страницы исписываются за страницами. Я радуюсь, глядя на его деятельность. Что же касается до меня, то из прилагаемого несомненного, хотя и не размазанного г... а, Вы можете усмотреть, в каком плачевном состоянии находится моя творческая деятельность. С неимоверным трудом выдавил я давно затасканный лимон, эти последние капли из себя. — Сделайте с этим «Вторым днем»,4 что хотите. Присовокупите его к первому и напечатайте или назначьте им мирную могилу на дне ватер-клозета, — это совершенно в вашей воле, но во всяком случае, передайте Дружинину, что если бы не желание исполнить свое слово и очистить его перед публикой, я бы ни за что не дал бы себе труда переписывать такую дребедень. — О денежном вознаграждении, разумеется, и помину быть не может; если он поставит вам бутылку 3-рублевого лафиту, — требовать больше было бы неприлично.
А мы здесь находимся в Бургундии, в самом центре бургундских виноградников. А? Что скажете, почтеннейший! — Если бы вы были с нами, то-то мы нализывались. Здесь мы пьем Nuite5 в 5 фр. за бутылку, которое и за 3 целк. в Петербурге не достанешь! — Едим мы тоже сильно. Открыл я здесь сыр по прозванию fromage de Riceys6 — сами боги не едали ничего подобного! — Но зато театр здесь и даваемая на оном Etoil du Nord7 — чудо! Посмотрели бы вы на русских солдат, с киверами, в роде мучных совков, на казаков, на мужиков — и как это всё поет! — Такая каша выходит, что вообразить нельзя. — Со всем тем, как патриот Горяйнов8 кричал: Ура! тамбовским дамам, так и я кричу: Ура! Дижону за освобождение меня от пузыря.
Напишите мне в Париж (rue de Arcade, № 11) несколько благорассудительных и благопотребных слов. — Ваши умные речи живительны для меня, подобно манне: сообщите мне также петербургские новости, сжимая их, по вашему обычаю, в нескольких сочных и приятных изречении. А здесь последнее ощущение мое было то, что на рауте у кн. Юсупова9 у каждой двери два красных лакея с булавами при проходе каждого гостя ударяли дважды в пол, что меня, между прочим, смутило своей неожиданностью. — A propos,10 11 похож на свои сочинения; и с Мармие,12
Письмо это вышло как-то чушевато (новое слово: происходит от чуши), но я думаю, что все-таки лучше прежнего, которое было мрачновато. До другого раза, а теперь передаю письмо Толстому, желающему прибавить от себя несколько слов. — Будьте здоровы и веселы, кланяйтесь друзьям, я остаюсь душевно вас любящий Ив. Тургенев.
Рукой Толстого:
ваше отсутствие. Вы теперь для меня именно — то, а не не то. Я пишу, т. е. свою повесть, с удовольствием и надеждой, хотя это не спокойная уверенность, но, слава Богу, далеко не та, уж не скромность и наслаждение, в искреннем или неискреннем саморугании Тургенева. — Кто его знает. Он со своим пузырем — пучина. Хоть я и не должен бы, но думаю себе: может, П[авел] В[асильевич] и напишет мне за эту приписку письмецо, прежде моего длинного письма. Прощайте, от души жму вашу руку и всех наших общих приятелей. Ваш Л. Толстой.
Напишите, ежели не мне, то Т[ургене]ву ваше искреннее мнение о рассказах брата.14
Впервые опубликовано в журнале «Наша старина», 1914, № 11.
Павел Васильевич Анненков (1813—1887) — писатель, литературный критик. В 1840 г. Анненков уехал за границу, откуда посылал в «Отечественные записки» письма, печатавшиеся в этом журнале за 1841— 1843 гг. В Риме Анненков жил с Гоголем, под диктовку которого писал первый том «Мертвых душ». Во время второй поездки за границу, куда ездил с больным Белинским в 1846—1848 гг., Анненков познакомился с Карлом Марксом. Первый редактор полного собрания сочинений Пушкина (1855—1857), положивший начало научному изучению жизни и творчества поэта. Подробнее о нем и его отношениях с Толстым см. т. 47, стр. 369—370.
1 Дижон — старый провинциальный город в 315 километрах к югу от Парижа. Толстой и Тургенев провели в нем пять дней, посещая местные достопримечательности, и вернулись обратно 2/14 марта.
2 Луи Виардо — французский литератор. С его женой Полиной Виардо Тургенев был связан многолетней дружбой.
3 «Альберт», которой был занят в это время Толстой. См. прим. 3 к п. № 59.
4 «Второй день» — рассказ «Поездка в Полесье», начатый Тургеневым в мае 1853 г. Был напечатан в № 10 «Библиотеки для чтения» 1857 г.
5 [Нюи] — бургундское вино.
6 [Рисейский сыр]
7 [«Северная звезда»] — опера (1854) Мейербера, сюжетом которой является роман Петра I и Екатерины.
8
9 Кн. Николай Борисович Юсупов (1827—1891) — один из богатейших землевладельцев в России.
10 [Между прочим,]
11 Проспер Мериме (1803—1870) — французский беллетрист и поэт. Мериме один из первых во Франции оценил достоинство русской литературы и стал учиться по-русски, чтобы читать в подлиннике произведения Пушкина и Гоголя.
12 —1892) — французский писатель и путешественник, автор многочисленных книг, в которых нашли отражение его путевые наблюдения. В 1840-х гг. он посетил, между прочим, Россию; впечатления, вынесенные им из этого путешествия, он изложил в книге «Lettres sur la Russie, la Finlande etla Pologne» («Письма о России, Финляндии и Польше»), 1849. Знакомый с русским языком, Мармье перевел несколько рассказов русских авторов, вошедших в книгу «Novelles du Nord» [«Новости севера»], 1882. Он находился в дружеских отношениях с Тургеневым.
13
14 «Охота на Кавказе», повесть H. Н. Толстого. См. прим. 5 к п. № 16 и п. № 57, прим. 1.