458. Н. Л. Озмидову.
1885? г. Декабря 19. Москва.
Дорогой Николай Лукичъ!
Я нынче еду и не успелъ у васъ побывать. — Если бы случилось, чтобы вы были въ Москве и хотели бы переписывать дальше, то спросите у меня Александра Петровича1 — онъ вамъ передастъ дальнейшее. Я уезжаю измученный — избитый нравственно. — Завидую вашей жизни и вашему положенiю — именно потому, что вы въ нужде, т. е. на свободе, а я въ хомуте, к[оторый] изодралъ мне все плечи — всю душу.
Вашъ Л. Толстой.
Примечания
и содержанию письма относим его приблизительно к 1885 г. Возможно, что оно написано в день отъезда Толстого из Москвы к Олсуфьевым в их имение Никольское (об этом см. в письме № 465), куда по словам Софьи Андреевны увезла его «дочь Таня.... по случаю его крайне нервного состояния» (ПЖ, стр. 287). К Олсуфьевым Толстой отправился 19? декабря 1885 г.
— ум. 29 февраля 1908 г.) — знакомый Толстого, до некоторой степени разделявший его взгляды. Окончил гимназию в Кишиневе; слушал лекции в Петровской академии в Москве. Одно время имел под Москвой свою молочную ферму. В 1880—1882 гг. содержал на Арбате в Москве молочный магазин. Однако вскоре разорился; имущество его было продано с аукциона (в сентябре 1882 г.), и он остался без средств к жизни. Не имея постоянной службы, стал заниматься перепиской запрещенных произведений Толстого (с которым он познакомился в начале 1880 годов) и продавать их. Этим он кормил себя и свою семью. В 1886 г. он с некоторыми своими друзьями, собрав небольшую сумму денег, переправился на Кавказ, где образовал земледельческую общину. Однако, просуществовав около полутора лет, община эта распалась. Озмидов возвратился и ему снова пришлось зарабатывать себе пропитание перепиской запрещенных произведений Толстого. Позднее он служил в правлении Moсковско-Курской ж. д. В 1890-х годах за распространение запрещенных цензурой статей Толстого подвергся полицейскому надзору и одно время был выслан в Вятку. Толстой ходатайствовал о смягчении его участи (см. письмо к кн. А. Д. Оболенскому от 27 сентября 1899 г., т. 70). Последние годы свои он доживал то у своей дочери (О. Н. Озмидовой-Спенглер. О ней см. в прим. к письму № 527), то у друзей, занимаясь изложением своих взглядов, которым он придавал огромное значение в развитии человеческой мысли. Озмидовым написано: «Мое хозяйство под Москвой», М. 1876; «Из дневника деревенского жителя» — «Русская мысль», 1884, 9; «Голос из Заволжья» (за подписью NN) — «С. -Петербургские ведомости», 1899, № 237 от 31 августа. Ряд его работ остались в рукописях («В чем моя вера? Л. Н. Толстого. Пересказано Н. Л. Озмидовым, в надежде, что учение Л. Н. Толстого более покорит сердца людей недостаточно добрых и разумных»; сборник «Правда и ложь»; статьи «Что такое истина», «Христианская жизнь» и др.). — П. И. Бирюков, знавший его лично, так говорил о нем: «Человек недюжинного ума, он прекрасно и ясно понимал, где истина. Но его природа всей своей силой противилась ему. Необыкновенно самолюбивый, он редко сознавал свои слабости. Он верил в свой ум и говорил, что религия это математика. Если 2 × 2 = 4, то так и должно быть и это нужно исполнять и он старался исполнять» (П. И. Бирюков, «Воспоминания», стр. 94. ГТМ). В биографии Н. Л. Озмидова, написанной его дочерью О. Н. Озмидовой-Спенглер, читаем о нем: «Он был слишком незаурядный человек, очень умный, серьезный, увлекающийся всем новым, что происходило в человечестве, всеми идеями, научными открытиями. Он с увлечением говорил о могуществе ума и воли человека, говорил, что люди достигнут того, что будут летать и тогда будут царями природы. Всегда окруженный научными журналами и разными книгами, он много читал, юношески увлекаясь всем. Таким он остался до самой смерти. Не знаю, было ли у него что-либо, что он бы хотел понять и не мог. Он знал многое, и когда его спрашивали, он всегда всё объяснял ясно, толково и увлекательно. Смеяться и болтать глупости, как он это называл, он не умел, хотя очень любил веселье и смех, но, послушав минут десять, он, добродушно улыбаясь, если это были близкие люди, говорил: «ну вы тут себе болтайте, а я пойду заниматься». Без дела я никогда не видала отца, всегда он или писал, или читал, или спорил, или работал физически. Нового человека отец, обыкновенно, очаровывал своей искренней увлекательной передачей взглядов на жизнь. Увлекался он до того, что беседа кончалась чуть не криком. Сам он вел очень строгую жизнь: не пил, в карты не играл, никаких веселий у него не было. К людям был требователен и всех старался убедить в своих взглядах, и сам во многом жил сообразно им. Перед ним людям неловко было говорить и делать глупости и пошлости; многих это стесняло и потому иногда говорили, что он тяжелый человек. А между тем с людьми, любившими его, отец был весел, остроумен и увлекателен» (О. Н. Озмидова-Спенглер, «Биография Николая Лукича Озмидова», не напечатана, 1925, арх. К. С. Шохор-Троцкого). В 1880—1881 гг. Толстой несколько раз ездил к Озмидову в его имение. Озмидов также неоднократно бывал у Толстого в Москве.
1