103. Ф. Б. Гецу.
1890 г. Июня 30. Я. П.
Благодарю вас за присылку книг,1 я прочту их.
2 писанном из Ясенков, вы вполне ответили или скорее объяснили мне мою ошибку о степени высоты требований еврейской этики, указав на различие того, что требуется от всех, и того идеала совершенства, кот[орый] представляется тем, кот[орые] в силах итти к нему. Я составил мое мнение тогда преимущественно по вашей же книге об евр[ейской] этике и очень рад был разубедиться в этом.
Рад потому, что для меня равенство всех людей — аксиома, без кот[орой] я не мог бы мыслить. То, что заложено в сердце одного человека, лежит и в сознании всякого другого, и то, что лежит в сознании одного народа, то лежит и в сознании всякого другого. Смотрят только люди и народы с разных сторон. Высота же их или низость — уровень их один и тот же. И потому я теоретически признавал всегда то, что вся высота христианского учения доступна всякому народу, тем более еврейскому, из к[оторого] оно вышло.
Мешает этому, я думаю, преимущественно та исключительность, та особенная миссия, которую приписывают себе евреи. Знать свою миссию народу, как человеку свое призвание, не только не нужно, но вредно. Человек и народ должен всеми силами делать то, что составляет его призвание, а не определять его, так как определить его и нельзя до самой смерти. — Призвание определяется после смерти. Последние часы, минуты могут придать смысл всей предшествующей деятельности, или погубить ее, — и потому, пока жив, ни на минуту не надо отвлекаться рассуждениями праздными о том, в чем состоит моя миссия, — от исполнения ее; кроме того, рассуждения о миссии еврейства, обособляя еврейство, делают его отталкивающим, для меня по крайней мере. Как противно, отвратительно англосаксонство, германство, славянство (в особенности мне славянство), так противно еврейство,3 как какое-то сознанное, обособленное начало, возведшее себя4
Есть люди более или менее разумные (и потому свободные) и добрые — и чем они разумнее и добрее, тем они теснее, органичнее сливаются друг с другом воедино, будь они германцы, англосаксонцы, евреи или славяне, тем они дороже друг другу; чем они менее разумны и добры, тем более они распадаются и становятся ненавистными друг другу. И потому кажется, что и еврею, и зулу,5 и русскому больше нечего и делать и не к чему иному стремиться, как к тому, чтобы быть как можно разумнее и добрее, забывая о своем славянстве или еврействе, что и давайте с вами делать.
Л. Толстой.
Примечания
«Летопись» 1916, 3, стр. 220—221, где впервые напечатано полностью. Впервые опубликовано, с пропуском нескольких слов и датой «5-го июля 1890 г.», в книге: Ф. Б. Г[ец], «Слово подсудимому!», СПб. 1891, стр. X—XII. Дата машинописной копии из AЧ подтверждается записью в Дневнике Толстого 30 июня (см. т. 51, стр. 56).
1 Гец прислал Толстому несколько книг по вопросу этики талмуда.
2 Письмо Геца из Москвы от 29 мая 1890 г.
3 Об этом же см. запись в Дневнике Толстого 10 мая 1890 г. (т. 51, стр. 41).
4 «Летописи» вместо: себя напечатано: его. Исправляем по машинописной копии из AЧ.
5 В «Летописи» вместо: и зулу В статье «Слово подсудимому» эти слова пропущены. Исправляем по машинописной копии из AЧ.