71. В. Н. Дунину-Барковскому.
1896 г. Апреля 6—
Валерьян Николаевич,
Вы пишете, что, последовав моему совету и занявшись, как вы пишете, самосовершенствованием, вы почувствовали, что подвергаете себя великой опасности прожить эгоистично и потому тщетно свою жизнь, и избегли этой опасности тем, что, перестав заботиться о своем нравств[енном] совершенствовании, об уяснении своего сознания истины и устройства своей жизни сообразно этому сознанию, занялись улучшением, просвещением и исправлением других. Я думаю, что испугавшая вас опасность была воображаемая и что, продолжая уяснять свое сознание и учреждая свою жизнь соответственно этому сознанию, вы никак не рисковали провести праздно и бесполезно для других свою жизнь. Я думаю совершенно обратное: не только нет никакой возможности просвещать и исправлять других, не просветив и не исправив себя до последних пределов своей возможности, но нельзя и просвещать и исправлять себя в одиночку, а всякое истинное просвещение и исправление себя неизбежно просвещает и исправляет других, и только одно это средство действительно просвещает и исправляет других, вроде того1 Вы пишете: разве от того, что я стану лучше, станет лучше моему брату? Это всё равно, что если бы землекоп сказал: разве от того, что я буду точить мою лопату, подвинется моя работа? Только тогда и подвинется, когда будет отточена. Но тут сравнение не полное: самопросвещение и исправление других, как я прежде сказал, совершается только через просв[ещение] и испр[авление] себя. Я не говорю, что то, что вы делаете, оставаясь в воен[ной] службе, обучая солдат грамоте и пр., дурно. Это несомненно лучше, чем обучать солдат жестокости, лжи и бить их. Но дурно для вас то, что вы, зная зло и лживость военной службы с ее обманами, присягой и дисциплиной, продолжаете служить. И дурно не столько самый факт тот, что вы служите, сколько ваши рассуждения о том, что, продолжая служить, вы делаете хорошо. Я понимаю, что могут быть условия, ваших отношений с родными, вашего прошедшего, ваших слабостей, по кот[орым] вы не в силах сделать то, что считаете должным: оставить военную службу; мы все по слабостям нашим более или менее отступаем от того идеала той истины, кот[орую] мы знаем, но важно то, чтобы не извращать истину, знать, что я отступил от нее, что я грешен, дурен, и не переставая стремиться к ней и быть готовым всякую минуту, как только ослабнут препятствия, вступить на ее путь.
Только тогда человек движется вперед, живет и служит людям, когда он знает, насколько он отступил от истины, и потому считает себя дурным. Если же он ищет оправданий своему греху и доволен собой — он мертв. Довольным же собой, служа в военной службе, зная, что цель есть казнь и убийство, средства ее — рабская покорность всякому человеку старше чином, к[оторый] завтра же может велеть мне убивать невинных людей, и условия ее — не только праздность, но напрасная трата лучших сил народа и обман и развращение его, нельзя быть. Прочтите, пожалуйста, мое это письмо и слова с тем же чувством уважения и доброжелательства, с к[оторым] я пишу его.
Примечания
«Свободном слове», Крайстчёрч, 1903, № 6, стлб. 22—23, с датой: «Июнь 1895 г.».
Дата определяется датой получения письма адресата: «5/ІV 1896» и фактом посещения им Толстого в Ясной Поляне в мае того же года.
Валерьян Николаевич Дунин-Барковский — см. т. 68, письмо №109.
1 как что загоревшийся огонь