368. Б. С. Миронову.
1900 г. Сентября 17. Я. П.
17 Сент. 1900.
Я получилъ ваше письмо и не могу жалеть о васъ, какъ вы пишете, хотя и понимаю, что вамъ трудно. Не могу жалеть п[отому], ч[то] та внутренняя борьба, к[оторую] вы испытываете, есть признакъ истинной жизни. Я скорее жалею техъ, к[оторые] не испытываютъ этой борьбы — не начали жить истинной жизнью, хотя и кажутся довольными и спокойными.
ò я могу сделать, это то, чтобы постараться устранить все те условiя, кот[орыя] мешаютъ правильному взвешиванiю, и это самое я спешу и особенно желалъ бы сделать въ вашемъ случае. Есть условiя, нарушающiя правильность взвешиванiя (внутренней борьбы въ васъ) въ пользу телесной ложной жизни: это одурманенiе себя табакомъ, виномъ, кутежами (довольно, казалось бы, и техъ условiй гипнотизацiи, среди к[оторыхъ] вы живете, чтобы не прибавлять къ нимъ еще новыхъ), и есть условiя, нарушающiя правильность въ пользу духовнаго существа: это то, чтобы уверять себя въ томъ, что ты хочешь всемъ пожертвовать для духовной жизни, когда ты въ действительности еще не хочешь этого. Очень советую вамъ избегать обеихъ ошибокъ. Въ перiодъ борьбы нужно соблюдать насколько возможно въ ясности свои умственныя силы, а не одурманивать ихъ табакомъ, виномъ, въ особенности, табакомъ. Избегайте и другой ошибки воображать себя духовно сильнее, чемъ ты еси. Это все равно, что рукой качнуть коромысло весовъ въ ту сторону, к[оторая] желательна. Коромысло вернется еще больше назадъ и достигнетъ обратное цели.
Главное, надо помнить, что дело совсемъ не въ томъ, чтобы отказаться отъ военной службы или служить въ ней, а въ томъ, чтобы прожить жизнь по воле Того, Кто послалъ насъ въ нее. Воля же Его въ томъ, чтобы мы жили истинной жизнью, т. е. въ душе нашей шла борьба между телеснымъ и духовнымъ человекомъ. И потому намъ нужно только не нарушать эту борьбу, стараться, чтобы она была честная. Какой бы въ данномъ, вашемъ случае ни былъ исходъ борьбы, ничего не можетъ быть для васъ дурнаго. Если телесная жизнь ваша такъ сильна, что вы не можете перенести весь смыслъ и интересъ жизни въ духовное дело служенiя Богу, то вы не виноваты въ этомъ, т[акъ] к[акъ] телесная жизнь ваша исходитъ изъ того же источника, изъ к[отораго] и духовная, и тогда служите въ военной службе до техъ поръ, пока можете, и ничего отъ этого для васъ не будетъ дурнаго. Если же ваше духовное состоянiе таково, что военная служба невозможна для васъ, п[отому] ч[то] весь интересъ и смыслъ и радость жизни перенесенъ на служенiе Бога, то вы безъ усилiя поступите такъ, какъ вамъ укажетъ ваше сознанiе, и тоже все будетъ хорошо для васъ.
Главное, будьте правдивы сами съ собой; это важнее всего. Только тогда вы услышите голосъ Бога, к[оторый] живетъ въ васъ, и Онъ укажетъ вамъ все, чтò вы должны делать. Пишите мне. Очень радъ буду, если могу быть вамъ нуженъ.
Левъ Толстой.
На конверте:
Примечания
Печатается по автографу, хранящемуся в ГTM. Публикуется впервые.
Борис Семенович Миронов (1882—1922) — сын Семена Васильевича Миронова (1844—1917), отставного офицера, проживавшего в станице Урюпинской, Донской области, юнкер Николаевского кавалерийского училища. В 1902 г. произведен в офицеры одного из лейб-казачьих полков. В 1905 г. за пропаганду среди нижних чинов идей Толстого отбывал месяц наказания на гауптвахте; был освобожден после медицинской экспертизы, признавшей его душевно больным на почве развивавшегося прогрессивного паралича. Болезнь лишала Миронова возможности работать и привела к смерти.
Ближайшим поводом переписки Миронова с Толстым послужило его душевное состояние, вызванное необходимостью принять присягу, чтò шло в разрез с его убеждениями. Обращение Миронова к Толстому произвело большое впечатление на военное начальство, и Миронов был приглашен к начальнику военно-учебных заведений вел. кн. Константину Константиновичу Романову (выпускавшему стихи под псевдонимом К. Р.) для объяснений. Вел. князь любезно принял Миронова, попросил разрешения прочитать письмо Толстого, и конфликт был ликвидирован. В Урюпинской Миронов познакомился с Ф. А. Страховым, находился под его влиянием и поддерживал дружеские отношения с семьей Страхова многие годы.
«Федор Алексеевич Страхов открыл мне новый, чудный мир, в котором я всегда чувствовал живейшую необходимость, но со своим слабым умом я не в силах был разобраться в той ужасной лжи и путанице, в которой вырос сам и видел окружавших меня людей. Своими простыми, но ясными истинами Вы ответили мне, Лев Николаевич, на существеннейшие запросы моего духовного «я», смысл жизни стал мне ясен, но я всё не могу еще решиться распахнуть двери и вырваться на свежий воздух. А между тем, общее течение перенесло меня из кадетского корпуса в военное училище, и вот теперь я очутился в самом рассаднике всякого насилия и лжи, задыхаюсь, хочу вырваться отсюда и боюсь... боюсь, погнавшись за журавлем, потерять синицу, даром, что питаю к ней отвращение. И, находясь в состоянии такого ужасного разлада, я стараюсь забыться за папиросой и курю, курю до одурения. Посмотришь кругом себя: всё обставлено так законно, нормально, даже вполне здраво, повидимому, что не хватает духу сказать моим мучителям, среди которых много милых и добрых людей: «оставьте меня, не ломайте, пустите!». Кто же заставлял меня итти сюда? Ведь знал же я на что иду? Неужели я человек без разума и воли? Пожалейте меня, дорогой Лев Николаевич, если только я заслуживаю сожаленье, скажите мне свое доброе слово, поддержите меня и научите».
«Сердечно благодарю Вас за то, что Вы не отказались поддержать меня в трудные минуты жизни; ответ Ваш объяснил мне многое. Я безусловно не нахожусь на такой нравственной высоте, чтобы отдать и жизнь свою и силы для служения богу. Я могу пожертвовать для этого какими угодно материальными благами, но мне кажется, что достаточно будет тогда одного только взгляда, брошенного на меня любым из моих бывших товарищей, чтоб привести меня в смущенье [...] Вы обращаете внимание всего света на ненормальные условия современной жизни вообще и в частности на суд, с сопровождающим его физическим насилием над людьми, называемыми преступными. Но взгляните теперь на вопиющее зло, совершаемое на моих глазах, на нравственное и физическое порабощение военно-учащейся молодежи, которую родители за недостатком материальных средств отдают на казенный счет в кадетские корпуса. Теперь я среди юнкеров, и в чем же заключаются их интересы: в службе, в женщинах и водке. Они даже не могут допустить возможности какой-либо иной жизни, вызванной нравственными побуждениями. И ведь в таком положении целые десятки тысяч «образованных» молодых людей! Вот на что обратили бы Вы еще свое внимание и перо, дорогой Лев Николаевич!».
Вскоре Миронов приехал из Петербурга в Москву и лично познакомился с Толстым. См. его воспоминания «Свидание с Толстым» — «Международный толстовский альманах», изд. «Книга», М. 1909, стр. 114—123.