Толстой Л. Н. - Толстому Л. Л., 21 декабря 1900 г.

436. Л. Л. Толстому.

1900 г. Декабря 21? Москва.

Получили вчера вашу телеграмму и очень огорчились за беднаго Левушку, за васъ, особенно за Дору.1

Мамà вчера была въ жару, когда вечеромъ пришло известiе, а нынче совсемъ лежитъ отъ головной боли. Надеюсь, что это будетъ, какъ всегда у нея, кратковременно. Она ужасно огорчается и безпокоится.2 3 Мож[етъ] б[ыть], дiагнозъ, по кот[орому] определена мозговая болезнь, не веренъ. Пожалуйста, извещайте обо всехъ переменахъ. Будемъ надеяться на все лучшее, но будемъ готовиться и ко всему худшему. Особенно милой Доре это нужно. Какъ ни сильно материнское чувство, есть чувство покорности передъ волей Бога, к[оторое] должно быть поставлено выше его.

Нетъ горя, к[отораго] нельзя бы было перенести, и к[оторое] бы не было благодетельно для души. А безъ горя не проходитъ ни одна жизнь.

Дай Богъ, чтобы это была только угроза горя, а впрочемъ, Его воля.

Л. Толстой.

Козловка-Засека, Моск. Курск. ж. д. Льву Львовичу Толстому, Ясная Поляна.

Примечания

Печатается по автографу, хранящемуся в ИЛ. Датируется по почтовому штемпелю: «Москва, 21 декабря 1900». Публикуется впервые.

Л. Л. Толстой известил отца телеграммой о смертельной болезни своего сына Льва (р. 8 июня 1898 г.), скончавшегося в Ясной поляне от туберкулезного воспаления мозга 24 декабря 1900 г. Телеграмма в архиве не обнаружена. Письмо Толстого получено родителями в день его смерти.

1

2 „Состояние обоих родителей ужасно. Дора выбегает с криком или врывается в комнату, где лежит Левушка; кричит, бросается на него, зовет его, говорит бессмысленные слова, а в комнате не топили три дня, и окно настеж открыто. Дора очень похудела, молока почти нет, кашляет. Лева на нее страдает, усаживает ее возле себя, а сам точно полоумный. Ушел сегодня гулять, яркое солнце, голубое небо, мухи огромные жужжат на окнах, где стоят гиацинты. На солнце пятнадцать градусов тепла и что-то весеннее, пчелы гудят тут под лестницей, где их поставили на зиму. Напомнило ему и весну, когда они вернулись из-за границы, и Левушку, как бы он теперь гулял на солнышке, — прибежал домой, бросился на постель, где сидела и кормила Дора; она мне бросила на руки Павлика и сама кинулась с воплями на Леву, и начали они оба, обнявшись, рыдать — ужас! Потом опять ничего, пьем чай, говорим. И вдруг Лева вспомнит, как играл в прятки или мячик с Левушкой и Акулей, и опять плачет. Всё приговаривает: «обидно, обидно, кончена жизнь, нет опоры, нет цели». Не могу себе представить, какой будет исход их горю. Утешать я совсем не умею, хотя всякий момент моей жизни направлен на эту цель. Дора беспрестанно льнет ко мне, то обнимет меня, то сядет на пол и голову мне положит на колена, то рассказывает мне долго про Левушку и его слова, игры, крики, болезни. К маленькому она довольно равнодушна и говорит, что кормит его и будет его любить только потому, что Левушка ей это велел, и все повторяет его слова: «Мама, возьми братика, корми братика»”, Павлик — Павел Львович Толстой (р. 20 июля 1900 г.), сын Л. Л. Толстого.

3 Фамилия доктора редакцией не установлена.

«Пишу тебе разбитый всячески, чтобы сказать тебе, как мне тяжело. Да, конечно, если жить еще, то это будет урок помнить то, о чем я не только забыл, но о чем не хотел думать и чего не хотел признавать. Вестерлунд сейчас уехал, и мы одни с солнцем, светящим в окна, и полной остановкой физической жизни. Поднимется ли она и как и для чего, не знаю. Спасибо за твое доброе участие и выражение любви к нам. Не хочу даже говорить о том, что теперь не осталось ничего, чтò мешало нам быть близкими. Не оно мешало, а моя гордость и недоброта [...] Вознаграждение в виде очищения души, может быть, придет, но зачем нужны жертвы, невинные жертвы для этого, и почему нельзя иначе очищаться? Это просто несчастие, грубое, безобразное, потому что его не должно было быть, и помириться с ним всё-таки невозможно. Л[евушка] умер от того, что мы его простудили, мой разум иначе не представляет себе этого, и потому мне это особенно тяжело. Я не могу думать, что ему надо было умереть, — тогда я бы не горевал. Не было бы горя на свете, т. е. не происходило бы того, чего не должно происходить, если бы правильно жили и поступали. Но вот это-то, видно, невозможно». — доктор Эрнст Вестерлунд, отец Доры Федоровны Толстой, 27 декабря приехавший в Ясную поляну на похороны внука. Похороны состоялись 28 декабря.

Раздел сайта: