268. Е. Кальварскому. Черновое.
1909 г. Июня 7. Я. П.
Очень сочувствую вашему положению, но, как ни странно вам это покажется, сочувствую более вашему духовно болезненному состоянию, чем телесному. Вопрос, который вы ставите и решение которого подтверждается авторитетами ученых, возможен, по моему мнению, только для людей, во внутреннем мире которых духовная болезнь уже совершила свое губительное действие. Все вопросы жизни каждого человека и людей вообще и в особенности решаются никак не соображениями о могущих быть последствиях от тех или других поступков, а только той самой «крайне опасной функцией мозга», о которой так поразительно, самоуверенно и невежественно рассуждает цитируемый вами Геккель.1 То, что вопросы эти не могут решаться доводами «чистого разума», т. е. предвидением событий будущего, очевидно и несомненно уже потому, что никакие усилия разума не могут предвидеть того простого и всем понятного, могущего произойти всякую минуту явления, разрушающего всякого рода разумные соображения, что человек не доживет до следующего часа. Понимают или не понимают этого люди, рассуждая о последствиях поступков, определяемых разумом, жизнь человеческая совершается вне времени, в момент настоящего, т. е. в безвременной точке соприкосновения прошедшего с будущим, и каждому человеку от рождения его и до смерти предстоит во всякий из этих безвременных моментов делать выбор того или иного поступка. А так как в этом выборе человек никак не может руководствоваться разумом, т. е. рассуждениями о будущих последствиях поступка, то он невольно поставлен в необходимость руководиться в самой важной деятельности жизни не деятельностью разума, а той «опасной функцией мозга», которая всегда всеми разумными и мудрыми людьми мира называлась духовным началом жизни и проявлялась и проявляется любовью. Хоть выбор поступка и зависит отчасти от предшествующих выводов разума, выводы-то разума, те или иные, произошли опять-таки не от разума, а от духовного начала, которое заставило разум избрать тот, а не иной предмет для обдумывания.
И потому я еще понимаю буйное сумасшествие, проявляющееся в моментальном отчаянии и озлоблении, приводящее человека к самоубийству, но спокойное, самоуверенное и обставленное мнимо научными, философскими рассуждениями сумасшествие, не только разрешающее, но как бы проповедующее самоубийство и убийство других, как это явствует из выписки Геккеля, для меня не только возмутительно и удивительно, но в высшей степени отвратительно.
Пожалуйста, простите меня, если это мое письмо будет вам неприятно, и верьте, что руководим я был в писании этого письма самыми добрыми чувствами к вам. Я желал бы, чтобы и вы имели ко мне таковые.
Примечания
Ефим Кальварский (р. 1880) — либеральный публицист, сотрудник газет «Наша жизнь», «Товарищ» и др.
В письме от 12 июня нов. ст. из Германии писал Толстому о своей болезни (чахотке) и невозможности, ввиду отсутствия средств, лечиться и спрашивал Толстого, может ли он «самоизбавиться от зла», то есть покончить жизнь самоубийством, чтобы освободить своих семейных от забот о нем и расходов на него.
1 Эрнст Геккель (1834—1919), немецкий естествоиспытатель, дарвинист; в общественно-политической области был реакционером. Кальварский в письме цитировал мысли Геккеля: «Чувство, хоть и весьма достойное любви, но в то же время и крайне опасная функция мозга; в столь важных этических вопросах оно никогда не должно играть решающей роли и перевешивать доводы чистого разума». «Какую огромную сумму страданий, бездну скорби и забот представляют неизлечимые больные для их семей и родных и как много потерь и мук устранилось бы, если бы решились, наконец, люди избавиться посредством морфия».