Толстой Л. Н. - Черткову В. Г., 12 мая 1888 г.

194.

1888 г. Мая 12. Я. П.

Дорогой Владимiръ Григорьевичъ! Все еще живу одинъ съ Количкой въ деревне. Не пишу ничего, даже писемъ. Только нынче собрался. То, чтò вы мне пишете о моемъ писанiи, справедливо, но въ деле писанiя есть свои некоторые внутреннiе законы, которыхъ не прейдеши: и не напишешь ничего, когда не по этимъ законамъ, и не удержишься отъ писанiя, когда нужно. Правила — путь жизни все таки одинъ и тотъ же для всехъ людей и для всякихъ делъ — путь Христовъ. — Работаемъ мы немного съ Количкой и беседуемъ. У насъ въ деревне неожиданно прививается согласiе противъ пьянства.1 Я нынче посылаю листокъ Сытину, написанный Соловьевымъ2 изъ Казани и поправленный мною. Несчастному Полушину сейчасъ пишу письмо, к[оторое] огорчитъ его.3 надо не трогать, т. е. не отступать отъ фр[анцузского] подлинника. Только надо многiя выпустить. Да и все ихъ изъ середины поставить въ конце отдельно.

Какъ живетъ и растетъ ваша Оля и кормилица? Какъ съ ней? Целую васъ и жену. Какъ ея здоровье? Какъ бы вамъ побольше out of door wоrk’a?4

Л. T.

Только что кончилъ письмо, какъ получилъ ваше съ перепиской Орлова. Ваши поправки перевод[а] мыслей — очень хороши. Держитесь только близко подлинника. Вообще весь вашъ планъ изданiя Паскаля вполне одобряю.

Спасибо за хорошее письмо. То, чтò я пишу Н[иколаю] Л[укичу], относится къ тому, чтó вы пишете о деньгахъ.5

Нынче четвергъ. Мои прiезжаютъ въ субботу.

Два отрывка напечатаны в ТЕ 1913, стр. 67. Написано на полулистке почтовой бумаги с оторванным нижним краем. На подлиннике надпись, синим карандашом: «п. 16 Мая», — черным карандашом «№ 189» (подчеркнуто). Число «189» перечеркнуто более мягким черным карандашом и написано: «192». Надпись «п. 16 Мая», повидимому, обозначает «получено 16 Мая». Письмо датируется 12 мая на основании следующих соображений. Толстой пишет: «Только что кончил письмо, как получил ваше «с перепиской Орлова». Письмо это, помеченное Чертковым 7 мая, имеет на конверте почтовые штемпели: Россоша 9 мая, Москва 11 мая и, вероятнее всего, было получено в Ясной поляне 12 мая. Толстой пишет: нынче четверг», день 12 мая 1888 года — четверг. Толстой пишет, что ждет свою семью в субботу, а из письма Толстого к С. А. Толстой от 9 мая (см. ПЖ, № 330, стр. 336) можно заключить, что Толстой ждал свою семью в ближайшую субботу, т. е. 14 мая. Сопоставляя все эти данные, можно с некоторой уверенностью датировать комментируемое письмо 12 мая.

Толстой отвечает на письма Черткова от 1 и 7 мая. В первом из этих писем Чертков писал: «Дорогой Л[ев] Николаевич], я очень рад за вас, что вам пришлось прожить несколько дней [зачеркнуто: в обстановке странника] пешком, и что теперь вы в Ясной. Я знаю, что в вас есть то, что делает вас независимым от внешних условий, но все же таки и вам должно легче житься в обстановке более нормальной. Не скрою от вас, что я всей душой надеюсь, что эта перемена в обстановке опять вызовет в вас потребность писать, т. е. открыть людям частичку вашей внутренней жизни для того, чтобы в своей жизни они могли бы пользоваться и вашей. Мне всё кажется, что вам непременно следовало бы заносить в записную книжку в сыром виде все те мысли, которые выпрашиваются из вас, и не с тем, чтобы потом отделывать их форму, а единственно для того, чтобы люди, следующие вашими путями, и потому способные понимать вас с полуслова, могли воспользоваться этими мыслями. У меня есть еще надежда, и ее я не скрою от вас. Это то, что вы станете опять писать для всех простых людей, пуская в оборот данный вам на то от бога талант. И тогда-то из этого рода вашего писания, что будет цензурно, можно будет сейчас же издать для русского народа. А то, что не будет цензурно, будет, по крайней мере, доступно пониманию каждого из тех, кто содержал и содержит нас. В ваши года и при нормальной жизни человек не работает преимущественно физическим трудом. А больше помогает людям результатом своей жизненной опытности и духовной зрелости. И еслиб они могли, то все люди попросили бы вас, раньше, чем умереть плотской смертью, написать для их пользы и радости, как можно больше того, чтó вы имеете сказать, чтó вы надумали и начувствовали в течение вашей жизни.

О Паскале я дал переложить Озмидову. Мы уже сговорились с ним, как это сделать, и из его переделки выходит прекрасное изложение, совсем неузнаваемое, ясное и понятное каждому. А потому, если позволите, я доставлю вам эту рукопись после окончания Озмидовской работы на ваш суд. А пока Орлов потребовал назад свою рукопись, чтобы воспользоваться ею для составления пространного перевода». В письме от 7 мая Чертков писал о работе Орлова над рукописью о Паскале, которая, по его мнению, нуждалась в переделке: «Мне кажется, что мысли Паскаля необходимо так, и потом послать вам на суд то, что выйдет. Только теперь будет большая задержка, потому что всю рукопись я послал Орлову, согласно его желанию». Далее Чертков пишет о своем отношении к деньгам: «Понятие о законном заработке есть политико- экономический обман, всё равно, как и собственность. Это я вам говорю; другому не сказал бы, потому что это показалось бы фарисейством: если неправильно понятие о заработке, то тем более неправильно нанимать людей и т. п. В этом как будто противоречие, и, может быть, в самом деле и есть противоречие. Но пока я не вижу другого выхода, как продолжать иметь дело с деньгами... Ваш взгляд на деньги меня притягивает, но, повторяю, мне далеко не всё еще выяснилось. Надо мне выжить выяснение этого вопроса». В конце письма Чертков излагает свои ближайшие планы работы для «Посредника»: «В ожидании помощника по изданиям, о котором я писал Павлу Ивановичу в Петербург, мне приходится еще много заниматься над бумагами. Относительно лубочных изданий, вот, что я надумал за последнее время: маленьких рассказов и повестей набралось уже достаточно, так говорит и Сытин. А между тем у него есть целая серия толстых книжек, в которую мы еще ничего не внесли, если не считать «Хворую». Необходимо на это обратить особенное внимание. Я хочу поручить нашим сотрудникам переводить хорошие иностранные романы, путешествия, исторические рассказы и т. п., а потом редактировать их переводы. У меня есть в виду несколько переводчиков, сочувствующих нашему издательскому делу и предложивших свое сотрудничество на выгодных для нас условиях. Пожалуйста, укажите мне, какие иностранные книги по вашему мнению наиболее подходят: вы об этом много думали. Другое, что мне кажется, это то, что у вас в прошлом была одна добрая и крайне важная мысль — изложения для всех людей содержания всех человеческих вер, выставляя на первый план то, что в них есть общего, истинного, а на задний — то, что в них есть индивидуального и менее важного. Эту мысль не следует оставить без последствий. Дело это слишком важное и нужное людям, и мне кажется, что при вашей жизни следовало бы его осуществить, или, по крайней мере, начать осуществление его. Это вместе с изложением жизни и учения всех выдающихся мудрецов человечества, в роде Сократа, Диогена, Эпиктета, Марка Аврелия, Паскаля и т. п. будет в роде подведения итога тому, до чего дошло человечество в прошлом и, имея этот материал перед собою, каждому легче двигаться вперед. Это я знаю из своего личного опыта. Единственный путь для передачи всем этих нужных жизненных сведений есть путь книжный, и потому каждому, кто имеет какое-либо отношение к составлению книг, т. е. вам, мне, всем нам следовало бы уделить часть нашего времени и труда на это. Я исподволь пишу о Будде, Поша — о Диогене, Орлов — о Паскале, но этого мало. Присоедините к нам вашу самостоятельную работу и нам работать будет веселее и легче».

1 Согласие против пьянства. См. прим. к письму № 188.

2 Александр Титович Соловьев (1853—1919), учитель, автор книжек против пьянства. О нем см. прим. к письму Толстого к Соловьеву от 12 февраля 1888 г., т. 64. Листок, о котором пишет Толстой, «Вино — яд», являлся сделанной по предложению Толстого переработкой книжки автора «Вино — яд», изданной в 1885 г. Об этом листке Толстой писал Соловьеву 6 апреля 1888 года: «Александр Титович! Получил вашу статейку о вине, она мне очень понравилась и я предложу ее напечатать. Желательно бы было одно: немножко сократить, да еще не слишком преувеличивать описаний состояния пьяницы. Преувеличения подрывают доверие, да и не нужно. Дело само за себя говорит. Если вы вздумаете поправить — поправьте, а нет, я и так постараюсь напечатать. Это хорошо, горячо написано и будет полезно. Да еще, не удобнее ли вам проводить через цензуру статьи в Казани? Очень радуюсь за ваше энергичное участие в нашем деле. Книжки ваши вышли. Любящий вас Л. Толстой.

3 Письмо Толстого к Полушину неизвестно, но сохранилось ответное письмо Полушина от 20 мая 1888 года. В этом письме Полушпн писал: «Чтобы назвать мои надежды «несбыточными» — нужно знать их, — а Вы их не знаете. Чтобы вызвать «ряд разочарований» нужно что-нибудь для них делать, а я ничего такого не делаю. Я маленький писатель, пишу небольшие картинки, приношу этим маленькую пользу себе и людям — вот и всё. На этой дороге меня не встретят ни разочарования, ни несбыточные надежды, так как нет причин, их вызывающих. Правда я желал: иметь 50 р. в месяц за мои литературные работы. — Это желание, благодаря Вам и доброму Владимиру Григорьевичу почти исполнилось. Других же желаний, а тем более надежд, связанных с моими литературными занятиями, я не имею». (АТБ)

4 » — т. е. физический труд на воздухе.

5 «если кто будет спрашивать вас о переписке ваших сочинений, то указывать на нас». В этом письме Толстой писал: «О заказах вам по переписке рукописей постараюсь, но боюсь, что не успею — рассчитывать на это нельзя. На какую бы то ни было работу, которая бы кормила известным образом, так же мало можно рассчитывать, как и на право собственности земли или капитала — еще гораздо меньше, потому что рассчитывающий на право собственности, прямо рассчитывает на насилие и не брезгает им, а рассчитывающий на работу постоянную, как будто отрицает насилие. Но все мы так испорчены и слабы, что есть minimum удобств жизни, ниже которых мы страдаем, и нарушается наша способность быть полезным, а работу обеспечить нельзя. И тут является трагизм. Если у меня нет 100000 в банке, я не буду сердиться, но если у меня нет работы, дающей мне minimum, я считаю всех виноватыми. Никуда не уйти христианину от того, чтобы жить ради Христа. Одна эта и есть для него законная жизнь: брать ради Христа от тех, кто дает, от кого попало, и отдавать свои труды, кому попало — не сводя баланса, а только чувствуя всегда свою вину, непрестанно желая больше отдать, чем взять, в этом полагая жизнь — только эта одна и есть форма жизни законная». (См. т. 64.)

Раздел сайта: