92.
1871 г. Июня 26. Каралык.
Пишу пятое1 письмо, и не получалъ ответа, и опять никто не виноватъ, кроме проклятаго Башкирца, который обещалъ быть черезъ три дня и не едетъ 9-й день. — Теперь больше этаго не будетъ, я наладилъ посылать Ивана. На дняхъ, я еду въ Бузулукъ2 на ярмарку, — отсюда 80 верстъ; и тамъ есть кумысъ, и оттуда буду тебе телеграфировать.
Въ последнемъ письме я тебе хвалился здоровьемъ, а это продолжалось только три дня; теперь два дня кашель и нездоровится; но не такъ, чтобы я бросалъ пить кумысъ и чтобы сказать, что мне хуже. Я жду, напротивъ, большаго улучшенiя. И нервы крепче, и силъ умственныхъ и физическихъ больше.
Верно простуда. Погода отвратительная. То жара, то холодъ.
Прощай, милая душенька, когда-то обойму тебя.
26 Іюня.
Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 86.
1 Если считать записку из Москвы и письмо с парохода, то это — шестое письмо Толстого.
2
О получении этого письма С. А. Толстая писала 4 июля 1871 г.: «Сейчас приехал Алексей [Орехов], который ездил покупать железо для дома на крышу [шла перестройка Яснополянского дома], и привез от тебя письмо от 26 июня. Ты в нем пишешь, что нездоров, кашляешь, и опять наболелое место в душе так и отозвалось. Боже мой! сколько надо сил, чтобы не беспокоиться и владеть собой..... Не студишься ли ты на охоте, не делаешь ли безрассудств? Тебе и тут жара была хороша, а холод вреден. Как жалко, что у вас там бывает холодно. Если ты не выздоровеешь, придется ехать уж вместе, зимой, в теплый климат. Не сердись на эти мои слова; твое письмо меня нравственно поранило, и опять всё стало мрачно. Но ты всё-таки пиши всю правду; я всё могу вынести, всё решительно». (ПСТ, стр. 111—112.)