96.
1871 г. Июля 8—9. Каралык.
8 Іюля.
Вчера былъ счастливый день. Я измучался ожиданiемъ писемъ, и прiехавшiй Башкирецъ изъ Самары объявилъ, что писемъ нетъ, а взялъ ихъ какой-то Русскiй. Русскiй могъ быть прикащикъ съ хутора или прикащикъ отъ Тимрота, которымъ я обоимъ поручилъ быть на почте. Я оседлалъ лошадь и поехалъ къ обоимъ. У однаго — нетъ. Прiезжаю къ Тимротъ. Прiехалъ приказчикъ? — Нетъ. — Но барыня ездила въ Самару и привезла вотъ какую гору писемъ, говоритъ мне мужикъ. Мне есть? — Все вамъ. — Прихожу, действительно 4 письма твои,1 одно отъ Лизы,2 прекрасное, премилое письмо Урусова3 и Фета4 два. Я читалъ ихъ тутъ же на дворе, и наивный мужичокъ идетъ мимо: «что, правда, бугоръ писемъ?» Твоя карточка5 тутъ же. Мне очень была и есть (потому что часто смотрю) прiятна. Хотя первое впечатленiе было непрiятное. Ты показалась мне и стара, и худа, и жалка. Впрочемъ, после разлуки всегда и портретъ, и лицо само человека, котораго не любишь, а больше что-то (какъ я тебя), производитъ впечатленiе разочарованiя. Въ воображенiи своемъ вижу я тебя всегда точно такою, какая ты есть, но совершенною. A действительность не совершенна. Теперь я помирился съ портретомъ, и онъ мне прiятенъ, и очень. — Письма твои все перечелъ раза три. Пиши, пожалуйста, чаще и больше. Хотя не скоро приходятъ, но съ адресомъ въ Самару они все дойдутъ только за неделю до моего отъезда, т. е. съ 24 Іюля, остановись писать, а напиши 25; 26 (положимъ, въ Нижнiй, на почту, до востреб[ованья], а 27, 28 въ Москву до востреб[ованья].6
Все у васъ, судя по письмамъ, хорошо, кроме няни и Левочки;7 но это ужъ прошло совсемъ, надеюсь, и ничто не заменило это. Лиза прекрасно мне все описала. Письмо это, разумеется, застанетъ тебя безъ мама.8 Тутъ я немного трушу за тебя, за это время. —
Жизнь наша все попрежнему. Степа ходитъ на охоту, убилъ утку и трухтана,9 я несколько дней не совсемъ здоровъ; бокъ и желудокъ или печень, какъ всегда, но все это слабее при кумысе. Вчера, ездивши за письмами, я сделалъ поездку верстъ въ 40, и отъ Тимротъ поехали со мной верхомъ M-me Тимротъ10 и молодой лицеистъ, кончившiй курсъ, Бистромъ.11 — Шибко скакать надо, чтобы не отставать. И если будемъ живы, здоровы, достану тебе иноходца. Красиво, быстро и покойно, какъ въ люльке. Степа скучаетъ, хотя стыдно здесь скучать ему. Выдь съ ружьемъ, въ 2 часа 20 разъ выстрелишь. А въ озерахъ кумысники ловятъ на удочку, и не переставая клюете. Они въ полчаса наловили 30 окуней. Я ни того, ни другаго не делаю эти дни; гуляю и играю въ шашки съ Башкиромъ, Михаило Иванычемъ.12 Погода здесь такая, о какой мы въ Туле не имеемъ понятiя. Жаръ прiятный, и дождь, грозы, кот[орые] никогда не сделаютъ грязи больше, чемъ на полчаса. Лето жить здесь лучше на дворе, чемъ у насъ въ дурномъ доме.
О покупке земли дело не подвигается, потому что поверенный, съ к[оторымъ] надо иметь дело, не въ Самаре, a прiедетъ 15-го. Покупка эта выгодности баснословной, какъ и все покупки здесь. — Это все разскажу на словахъ. Целуй всехъ. Тебя, душенька, обнимаю, целую. Я писалъ это письмо, не зная, съ кемъ пошлю, поэтому, вероятно, напишу еще, когда буду посылать. 9-го, приписываю на другой день. Письмо пойдетъ завтра. Здоровье нынче совсемъ хорошо, и нынче мы съ Бистромомъ едемъ къ дальнимъ Башкирамъ и на охоту. Въ понедельникъ, 12, буду писать еще. Меня очень обрадовало то, что ты къ Маше стала нежнее. Я такъ ее очень люблю, и мне грустно было, что ты къ ней была холодна.
Портретъ твой похожъ на мученицу, но все таки я ему радъ. —
Примечания
1 Письма от 17, 21, 24 и 28 июня 1871 г.
2 Елизаветы Валерьяновны Оболенской.
3 Сергея Семеновича Урусова. Пересылая Толстому письмо С. С. Урусова, С. А. Толстая писала о нем 17 июня: «Последний написал мне такое милое, умное письмо, что я его еще больше полюбила» (стр. 93).
4 В АТБ сохранилось письмо Фета от 15 июня 1871 г. В части письма, обращенной к С. А. Толстой, Фет писал: «Надо бы употребить всю вашу власть, чтобы не давать ему [Толстому] так усиленно работать, как он это делает. Пусть отдыхает. Если его нет с вами, оторвите и перешлите ему второй полулист. Адреса его я не знаю». На этом полулисте Фет писал: «Если вы в Самаре, то напишите мне ваш адрес и напишите, как вы себя чувствуете и как идет лечение? Хоть две строчки». С. А. Толстая писала 17 июня: «Вместе с твоим письмом получила еще письмо от Фета и Урусова...... Фет всегда так напыщенно и говорит и пишет Друзья твои Фет и Урусов оба уверены, что ты болен от , и я с ними согласна, это одна из главных причин. В другом конверте пошлю их два письма ко мне; прочти их и напиши им из кибиток».
5 «С бритой головой, в чепце, после родильной горячки при рождении дочери Маши» (п. С. А.). В письме от 17 июня С. А. Толстая писала: «Посылаю тебе свою карточку. Делала я ее в Туле, во вторник, третьего дня, куда мы ездили с Лизой и с Леонидом [Оболенскими]» (стр. 93—94).
6 В письме от 27 июля С. А. Толстая писала: «Не знаю, почему ты велел писать мне 27-го или 28-го в Москву. Неужели ты будешь уж около 1-го в Москве?» (стр. 122).
7 В письме от 17 июня С. А. Толстая писала: «У меня больна няня, и у Левушки жар и была рвота. Мне от всего этого хлопот много, но я не унываю» (стр. 93).
8 «Мама уедет от нас 6-го июля, и Таня тоже едет с ней дня на три к Лизе».
9 Турухтан — птица из разряда голенастых и семейства бекасовых (scolopacidae); мясо турухтана вкусно осенью.
10 Жена Е. А. Тимрота, Софья Павловна, рожд. Кругликова (1837—1922). В письме от 22 июля С. А. Толстая, получив письмо Толстого, писала: „Какая это барыня Тимрот на иноходце, с которой ты ездишь верхом? Моя глупая душа этим немного волнуется, хотя я знаю, что ты меня за это упрекнешь и сейчас даже ахнешь, до чего я безрассудна. Но это мой главный недостаток, и даже сейчас успокаиваю себя, а какой-то голос во мне говорит: «а вдруг что-нибудь?»“ (стр. 120).
11 Барон Николай Родригович Бистром, сын Родрига Григорьевича Бистрома, генерал-адъютанта, у которого в 1878 г. Толстой купил землю в Самарской губернии. Н. Р. Бистром кончил лицей в 1871 г. В 1880 г. в чине титулярного советника был причислен к министерству государственных имуществ.
12 «На Каралыке Льва Николаевича больше всех развлекал шутник, худощавый, вертлявый и зажиточный башкирец, Хаджимурат, а русские его звали Михайлом Ивановичем. Он удивительно играл в шашки и обладал несомненным юмором. От плохого произношения русского языка шутки его делались еще смешнее. Когда в игре в шашки требовалось обдумать несколько ходов вперед, он значительно поднимал указательный палец ко лбу и приговаривал: «большой думить надо». Это выражение заставляло смеяться всех окружающих, не исключая и башкир, и мы долго потом вспоминали его еще в Ясной поляне» («Воспоминания о Толстом». Смоленск. 1894, стр. 54).
«Сегодня после обеда Прохор привез мне твое письмо из Тулы... Нынче с особенным волнением ждала от тебя письма, и обрадовалась так, что, я думаю, всем показалась странна. Ты не можешь себе представить, что во мне поднимают твои письма. Сколько любви, чувства, страха и нетерпения увидать тебя. Это ужасно, что твое здоровье всё не совсем хорошо; неужели мое счастье всегда будет отравлено тем, что ты всё будешь хворать, и потому тоже будешь не весел и не счастлив». (ПСТ, стр. 120.)