Лев Толстой: На каждый день. Апрель

1 АПРЕЛЯ.

Шел человек наниматься в работники. И повстречались ему два наемщика. Рассказал человек, что он ищет работы. И оба наемщика стали звать его, каждый к своему хозяину. Один сказал ему: «Иди к моему. Место хорошее. Правда, если не угодишь, засадит в тюрьму и сечь будет, а если угодишь, так уж лучше житья не бывает. Когда отработаешь, то будешь жить, ничего не делать, и всякий день угощения, песенники, вино, сласти, катанье. Только угоди. Житье будет такое, какое только пожелаешь». Так зазывал к себе один из наемщиков.

Другой наемщик тоже звал к своему хозяину, но ничего не говорил про то, как хозяин его будет награждать рабочего, даже не мог сказать, как и где будут жить рабочие, и тяжела или легка работа, а только сказал, что хозяин добрый, никого не наказывает и сам живет с рабочими.

И подумал человек про первого хозяина: «Уж очень много обещает. Если бы дело по правде было, незачем обещать так много. Польстишься на роскошную жизнь, как бы хуже не было. А хозяин, должно, сердитый, потому что казнит тех, кто не по нем делает. Пойду лучше ко второму. Тот хоть ничего не обещает, да, говорят, добрый, да и живет заодно с рабочими».

То же и с учениями о вере. Ложные учителя привлекают людей к доброй жизни тем, что пугают наказаньями и заманивают наградой на том свете, где никто не был. Истинные же учителя учат только тому, что начало жизни, любовь, само живет в душах людей, и что хорошо тому, кто соединяется с ним.

Если ты служишь Богу из-за вечного блаженства, то ты служишь себе, а не Богу.

Ангелус Силезиус.

Всегда во всех религиозных учениях люди, бравшие на себя право быть истолкователями и учителями веры, употребляли три средства для подчинения людей своему учению. Во-первых, утверждение о том, что есть особенного рода люди, которые одни могут быть посредниками между людьми и Богом или богами; во-вторых, то, что совершались и совершаются чудеса, которые доказывают и подтверждают истинность того, что говорят посредники между людьми и Богом; и в-третьих, то, что есть известные слова, изустно повторяемые или записанные в книгах, которые выражают неизменную волю Бога или богов и потому святы и непогрешимы. А как только люди принимали эти три положения, так уже и всё то, что говорили посредники между Богом и людьми, принималось как святая истина, и самые великие истины извращались, и проповедывались и принимались за истину самые невероятные нелепости. Так это было во всех верах, не исключая и христианской.

Приходит время, когда обрядовое, словесное богослужение, притягивающее нас к себе своей поэзией и благолепием, когда насильническое общественное устройство, кажущееся неизбежным в глазах наших, будут вытеснены знанием людьми истинного закона Бога. Приходит время царства небесного, царства Бога на земле, когда сама жизнь наша в наших делах вся наполнится сознательным беспрерывным богослужением, т. -е. истинным служением Богу.

Требуется понять религию в ее истинном значении: не в смысле колдовства и мороченья людей, а в смысле науки о жизни человека, — понять так, чтобы под богослужением разуметь не что-нибудь таинственное, сверхъестественное, чего без попа, без благодати сделать нельзя, а понимать под богослужением любовь к Богу и ближнему, служение ближнему, живую личную деятельность во благо ближнего, во благо общее, — чтобы понимать под богослужением делание добра.

Архангельский (Бука).

Всякий человек всегда чувствует одинаково ничтожество всего того, чтò понятно, так же как и величие чего-то непонятного и важнейшего, чтò несомненно есть и не может не быть. Отношение к этому непонятному и несомненно существующему и есть религия.

Истинная религия не есть религия разума; но истинная религия не может быть противна разуму.

Вера в силу разума лежит в основании всякой другой веры. Нельзя верить в Бога, если мы умаляем значение той способности, посредством которой мы познаем Бога. Разум есть та самая способность, к которой только обращено так называемое откровение. Так называемое откровение может быть понято только разумом. Если, после добросовестного и беспристрастного использования наших лучших способностей, известное вероучение кажется нам противоречивым или несогласным с главными принципами, в которых мы не сомневаемся, мы несомненно должны воздержаться от веры в это учение. Я более убежден в том, что моя разумная природа от Бога, чем в том, что какая-либо книга есть выражение Его воли.

Чаннинг.

Общий склад жизни людей зависит от их понимания закона Бога. Закон Бога с движением времени становится всё проще, понятнее, яснее, согласнее с истинным знанием. И соответственно с упрощением, уяснением закона всё больше и больше соединяются между собою люди.

2 АПРЕЛЯ.

Хорошо бывает человеку подумать о том, чтò он такое с своим телом, которое кажется ему таким большим, если сравнить его с блохой, — и таким крошечным, если сравнить его с землей. Хорошо подумать еще и о том, что и земля-то вся наша — песчинка в сравнении с солнцем, и солнце — ничто в сравнении с звездой Сириусом, а Сириус — ничто в сравнении с другими, еще бòльшими, и так без конца. Чтò же такое человек с своим телом в сравнении с этим солнцем и звездами? Ничто. А если подумать еще о том, что об каждом из нас и помину не было, когда на земле жили за 100, за 1000, за много тысяч лет такие же люди, как и мы, так же рожались, росли, старелись и умирали, что от миллионов миллионов людей, таких же, как я теперь, не только костей, но и праху от костей не осталось, и что после нас будут жить так же, как мы, миллионы миллионов людей, и из нашего праха вырастет трава, и траву поедят овцы, а овец съедят люди, и от нас никакой ни пылинки, ни памяти не останется. Что же мы такое? Ничто.

ò больше всего этого бесконечного мира и всего этого бесконечного времени.

Бог желает блага всему, и потому, если ты желаешь блага всему, т. -е. любишь, то в тебе живет Бог.

Говорят: или ты Бога забыл? Это — хорошее слово. Забыл Бога — значит забыл того, кто всегда в тебе и кем ты живешь.

Помнить Бога — великое дело. Не словами поминать Его, но помнить то, что Он живет в нас.

Нет такого крепкого и здорового тела, которое никогда не болело бы; нет таких богатств, которые не пропадали бы; нет такой власти, которая не кончалась бы. Все это непрочно. Если человек положит жизнь свою в том, чтобы быть здоровым, богатым, важным человеком, если даже он и получит то, чего добивается, он всегда будет беспокоиться, бояться и огорчаться, потому что будет видеть, как все то, во чтò он положил жизнь, уходит от него, будет видеть, что он сам понемногу стареется и приближается к смерти.

Как же сделать так, чтобы не тревожиться, не бояться?

Есть только одно средство: средство это в том, чтобы жизнь полагать не в том, чтò проходит, а в том, чтò не погибает и не может погибнуть, — в том духе, который живет в человеке.

Человек, не оставайся человеком. Делайся Богом. Только тогда ты сделаешь с собой то, чтò должно.

Ангелус Силезиус.

Когда человек живет сознательной жизнью, он часто замечает в себе два раздельные существа: одно — слепое, чувственное, и другое — зрячее, духовное. Слепое — животное — ест, пьет, отдыхает, спит, плодится и движется, как движется заведенная машина; зрячее — духовное существо, связанное с животным, само ничего не делает, но только оценивает деятельность животного существа тем, что совпадает с ним, когда одобряет эту деятельность, и расходится с ним, когда не одобряет ее.

Зрячее — духовное — существо мы называем совестью. Совесть, которая всегда указывает на добро, можно сравнить с стрелкой компаса, которая всегда показывает на север. Пока мы не отходим от направления севера, мы не замечаем движения стрелки; и также не чувствуем проявления своего духовного существа в совести, пока не отступаем от добра. Но стоит сделать поступок, противный направлению совести, и духовное существо это указывает отклонение животной деятельности от требований духовного существа.

Всякая истина имеет своим началом Бога. Когда она проявляется в человеке, то это не показывает того, чтобы она исходила из человека, но только то, что человек имеет свойство такой прозрачности, что может проявлять ее.

Паскаль.

Спасение от всего — это сознание своей духовности. Чтò бы ни случилось с человеком, сознающим свою духовность, зло не может коснуться его.

Источник истинного блага — в сердце; безумен тот, кто ищет его в другом месте. Он подобен пастуху, ищущему ягненка, который у него за пазухой.

Зачем вы собираете камни и строите великие храмы? Зачем мучаете себя так, тогда как Бог живет постоянно внутри вас?

Дворная собака лучше, чем безжизненный идол в доме, и лучше, чем все полубоги, великий Бог мира.

Тот свет, который, как утренняя звезда, живет внутри сердца каждого человека, этот свет — наше прибежище.

Вамана Пурана.

10.

Чувство долга заставляет нас чувствовать действительность вещественного мира и участвовать в его жизни и вместе с тем отрывает нас от него и показывает нам его недействительность.

3 АПРЕЛЯ.

Нам всегда бывает хорошо на душе после того, как мы сделаем добро другому. Бывает это оттого, что, делая дело не для себя, а для другого, мы вернее узнаем то, что жизнь наша не в одних нас, а во всех людях, во всем живом. Когда мы живем в одном себе, для одного себя, нам тесно и трудно. Когда же мы чувствуем, что живем во всем, нам просторно и легко. Для того, кто живет только для себя, все люди и весь мир враги ему. Для того, кто живет для других, все люди и весь мир друзья ему.

Если человек понял, что он живет не телом, а духом, то он будет признавать этот дух во всем живом и будет чувствовать свое единство со всем живым.

Если человек не видит в каждом ближнем тот же дух, который живет в нем, он живет, как во сне. Только тот человек проснулся, живет по-настоящему, кто во всяком ближнем видит и чувствует того же духа, который живет в нем.

Переставая уважать человека, потому что человек этот дурной, глупый, несправедливый, мы лишаем себя самого нужного для жизни — сознания своей связи со всем живущим.

Нельзя найти следов земного происхождения душ. В душах нет ничего составного, ничего, чтò могло бы возникнуть или образоваться на земле; нет ничего сродного с влагой, воздухом или огнем. Ни в воде, ни в воздухе, ни в огне нет ничего такого, чтò обладало бы способностью помнить, понимать, мыслить, удерживать прошлое, заглядывать в будущее и постигать, осмысливать настоящее. Стало-быть, есть во всех нас что-то отличающееся от всего вещественного, что-то такое, чтò мы называем духом.

Небо ближе, чем земля, к людям, очистившим свои души и свободным от сомнения.

Даже те, которые имеют всё то знание, которое можно получить от пяти чувств, не найдут в нем выгоды, если они не знают духовную природу вещей.

Истинное знание относительно всякой вещи есть понимание о том, что в этой вещи есть то, чего мы не видим.

Истинное рождение для души есть познание своего духовного существа, единого во всем.

Все, кто вступили на этот путь, уже не возвращаются.

Индийский Курал.

Сострадание ко всему живому это самое верное и надежное правило для того, чтобы подвигаться в добродетели. Кто следует этому правилу, тот наверное никого не оскорбит и не обидит, никому не сделает больно, ни с кого не взыщет, каждому простит, насколько может. Нельзя сказать: «это — человек добродетельный, но он не знает жалости», или: «это — несправедливый и злой человек, но он очень жалостлив». Жалость ко всему живому нераздельна с добродетелью.

По Шопенгауеру.

Для того, чтобы было легко жить с каждым человеком, думай о том, чтò у тебя общего, одинакового с ним, а не о том, чтò у тебя отдельного и разного.

4 АПРЕЛЯ.

Люди различно говорят про Бога, но чувствуют и понимают Его все одинаково.

Если бы Бог не любил сам себя в тебе, ты никогда не мог бы любить ни себя, ни Бога.

Ангелус Силезиус.

«Или в тебе Бога нет?» — говорят человеку, когда он дурно делает. И это верно. То, чтò мы называем Богом, мы видим и в небесах и в каждом человеке. Посмотришь зимней ночью на небо и увидишь звезды, звезды, звезда за звездой, и конца им нет. И когда подумаешь, что каждая из этих звезд в много, много раз больше той земли, на которой мы живем, и что за теми звездами, какие мы видим, еще сотни, тысячи, миллионы таких же и еще больших звезд, и что ни звездам, ни небу конца нет, — то поймешь, что есть то, чего мы понять не можем. И вот это-то, — то, чего мы понять не можем, — мы и называем Богом.

Когда же заглянешь в себя, то видишь в себе то, чтò мы называем собою, своей душой. Душу эту нельзя ни ощупать, ни слышать, ни видеть, ни понять, но мы знаем ее тверже, чем всё другое, и через нее знаем всё, чтò есть. И вот это непонятное и всё понимающее в своей душе мы тоже называем Богом.

Так что Бога мы познаем вне себя, в телесной бесконечности, которую мы видим вокруг себя, и в духовной бесконечности, которую чувствуем в своей душе.

Человек не может не чувствовать, что его жизнью что-то делается, что он чье-то орудие. А если он орудие чье-то, то есть и тот, кто им работает. Вот этот тот, кто им работает, и есть Бог.

Бог есть жизнь вечная и всемирная в бесконечном времени и пространстве. Он всё, чтò есть, и нет другого Бога, кроме Бога. Всё в Нем, и потому ничто не существует вне Его. И потому всякое существование есть проявление Его жизни, и всякая жизнь при рождении выходит не из ничего, а из Бога, и при смерти не переходит в ничто, а возвращается к Богу.

Анфантен.

Человеку нужно любить, а любить по-настоящему можно только то, в чем нет ничего дурного. И потому должно быть то, в чем нет ничего дурного. А такое существо, в котором нет ничего дурного, есть только одно: Бог.

Можно не называть Бога, избегать этого слова, но не признавать его существования нельзя. Ничего нет, если Его нет.

5 АПРЕЛЯ.

Можно понимать свою жизнь так, что живу по-настоящему только я, а что еще как будто тоже живут вокруг меня всякие другие и люди, и животные, и насекомые, и всякие существа. Когда понимаешь так свою жизнь, бывает и тяжело и страшно, и, главное, много накопляется зла в душе против всего того, чтò не я. А можно понимать свою жизнь и так, что живет по-настоящему всё, весь мир совершенно так же, как и я, и каждое существо для себя так же важно, как и я для себя. И когда понимаешь так свою жизнь, то все больше и больше хочется соединяться со всеми, и всё больше и больше накопляется на душе добра ко всем существам, и на душе становится легко и нестрашно.

«Мне тяжело, или скучно, одиноко». Да кто же тебе велел уйти от всех людей и запереть себя в тюрьму твоего одного «я»?

Могущественные силы работают в мире. Никто не может остановить их. Признаки этого: новое понимание христианства, новое уважение к человеку, новое чувство братства и одинакового отношения всех людей к Отцу всех. Мы видим это, мы чувствуем это. И перед этим падут все угнетения. Общество, молчаливо проникнутое этим духом, переменит свою вечную войну на мир. Могущество всё захватывающего и кажущегося непобедимым себялюбия уступит этой естественной силе. «На земле мир и в людях благоволение» не всегда будет только мечтою.

Чаннинг.

Все люди вообще не переставая улучшаются. Отдельные люди умирают, но истина, до которой они додумались, та правда, которую они высказали, не погибает вместе с ними. Человечество хранит всё это, и человек пользуется тем, чтò добыто людьми, жившими до него. Каждый из нас воспитывается в тех верованиях, в которых жили люди до него; и каждый вносит в эти верования что-нибудь новое и нужное для жизни человечества. Люди воспитываются так же, как в старину строились пирамиды. Каждый прохожий клал по камню. Мы, минутные жильцы, мы уходим; но воспитание человечества, ведущее его к единению, хоть и медленно, но не переставая совершается.

По Мадзини.

Человечество незаметно, но не переставая подвигается к осуществлению своего идеала единения и всеобщего блага.

Чем больше сознаешь свое единство с Богом, со Всем, тем больше сознаешь свое единство с каждым отдельным проявлением его.

Жить доброй жизнью может человек только тогда, когда он понимает себя духовным существом, единым со всеми существами и со Всем. Если же человек понимает себя как телесное существо, то он будет жить только для себя. Тот же, кто живет только для себя, не может жить доброй жизнью.

Поступай так, чтобы ты мог сказать каждому: поступай так, как я.

6 АПРЕЛЯ.

Кажется, много разного добра на свете, а есть только одно истинное добро, — такое добро, которое добро не для одного человека, а для всех. Это одно истинное добро — любовь людей к людям.

Не деньгами, не подарками, не поучениями, даже не трудами могут люди улучшать жизнь друг другу, а только любовью.

Чтò ты любить, тем и будешь. Любишь земное, будешь землею; любишь Бога, будешь Богом.

Ангелус Силезиус.

Не может быть никакой добродетели без любви. Без любви не может быть и блага.

Часто люди думают, что есть заслуга в том, чтобы жить по воле Бога, любить ближних. Но тут нет никакой заслуги. Если любишь ближних, не ты заслужил перед Богом, а Бог дал тебе то, чего ты не заслужил: самое большее благо любви и соединения с Ним любовью.

Говорят, надо бояться Бога. Это неправда. Бога надо любить, а не бояться. Нельзя любить того, кого боишься. Да кроме того, нельзя бояться Бога еще оттого, что Бог есть любовь. Как же бояться любви? Не бояться Бога надо, а любить Его.

А если будешь любить Бога, то не будешь бояться ничего на свете.

Всякая любовь, для которой есть причина, — любовь земная, а не совершенная. Любовь, имеющая даже духовную причину, ограничена в себе, и такая любовь может исчезнуть, когда исчезнет ее причина. Только беспричинная любовь вечна. Она не стареется и не проходит, но не переставая во все времена увеличивается и увеличивается.

Кришна.

Бог, сотворивший небо и землю, которые не чувствуют счастья своего существования, захотел сотворить существа, которые сознавали бы это счастье и составляли бы тело из мыслящих членов. Все люди — члены этого тела; для того, чтобы быть счастливыми, они должны сообразовать свою волю со всеобщею волей, управляющей всем телом. А между тем, человек часто думает, что он — всё; не видя тела, от которого он зависит, думает, что он зависит только от самого себя, и хочет самого себя сделать центром и телом. Но в этом положении человек подобен члену, отделенному от своего тела, который, не имея в себе начала жизни, только блуждает и удивляется непонятности своего существа. Когда же, наконец, человек доходит до понимания своего назначения, он как бы возвращается к себе, сознает, что он не всё тело, а только член всеобщего тела, что быть членом значит иметь жизнь только через жизнь всего тела и для жизни всего тела, что член, отделенный от своего тела, имеет только умирающую и гибнущую жизнь, и что любить себя надо только для этого тела, или, вернее сказать, что надо любить только это всеобщее тело, потому что, любя его, любишь себя, так как жизнь только в нем и через него.

Чтобы определить ту любовь, какую надо иметь к себе, надо представить себе тело, составленное из мыслящих членов, потому что мы — члены Всего, и решить, как должен любить себя каждый отдельный член.

Тело любит руку, и рука, если бы имела волю, должна бы любить себя так же, как ее любит тело. Всякая любовь больше этой незаконна. Если бы руки и ноги имели свою особенную волю, они были бы в порядке, только если бы подчинялись телу; вне этого они в беспорядке и бедствии; желая же блага телу, они достигают своего блага.

Члены нашего тела не чувствуют счастья своего соединения, своего удивительного согласия, не чувствуют того, как заботилась природа, внушив им дух согласия, заставить их расти и существовать. Если же бы они, получивши разумение, воспользовались им для того, чтобы удерживать в себе получаемую пищу, не передавая ее другим членам, они были бы не только несправедливы, но и несчастны, не любили бы друг друга, а скорее, ненавидели бы: так как их блаженство так же, как и обязанность, — в согласии с деятельностью общей души, к которой они принадлежат и которая любит их больше, чем они сами себя.

Паскаль.

Несчастны вы, мирские люди. Горести и тревоги у вас над головой и под ногами и направо и налево. И сами вы для самих себя загадки. И такими загадками вы навсегда останетесь, если не сделаетесь любовными и радостными, как дети. Только тогда вы познаете Меня — любовь и, познав Меня, познаете себя и тогда только будете управлять собою.

И только тогда, глядя из внутреннего мира на мир внешний, всё вам будет благо и в мире внешнем, и в вас самих.

Буддийские Сутты.

10.

— не любовь к одному исключительному лицу, а душевное состояние готовности любви ко всему, — есть то состояние, в котором одном мы сознаем истинное духовное начало нашей души.

11.

Животная личность человека требует блага; разумное сознание показывает человеку бедственность всех борющихся между собой существ, показывает ему, что блага для его животной личности быть не может, показывает ему, что единственное благо, возможное ему, было бы такое, при котором не было бы ни борьбы с другими существами, ни прекращения блага, пресыщения им, не было бы привидения и ужаса смерти.

И вот, как ключ, сделанный только к этому замку, человек в душе своей находит чувство, которое дает ему то самое благо, на которое, как на единственно возможное, указывает ему разум. И чувство это не только разрешает прежнее противоречие жизни, но как бы в этом противоречии и находит возможность своего проявления.

12.

Любовь к Богу есть любовь сама к себе — любовь к любви. Любовь эта есть высшее благо. Такая любовь не допускает возможности нелюбви к какому бы то ни было существу. Как только не любишь хоть одного человека, теряешь уже любовь к Богу и благо этой любви.

7 АПРЕЛЯ.

Бороться с грехами, соблазнами и суевериями и избавляться от них — в этом жизнь людей. Если бы не было грехов, соблазнов и суеверий, люди были бы ангелы, и им бы нечего было делать на свете.

Пять главных грехов мучают людей: 1) грех сластолюбия, чревоугодия, всякой роскоши; 2) грех лени, праздности; 3) грех любострастия — блуда; 4) грех недоброжелательства — гнева; 5) грех гордости.

Если бы не было темноты, мы не знали бы ни разных цветов, ни света. Так же, если бы не было грехов, мы не знали бы ни добродетелей, ни праведности.

Если бы в человеке не было души, он не знал бы грехов тела, а если бы не было страстей тела, он не знал бы того, что у него есть душа.

Дело человека в этой жизни в том, чтобы увеличивать в себе любовь и проявлять ее в мире. Этого хочет Бог от всякого человека. Чтò же может делать человек для того, чтобы исполнять эту волю Бога? Только одно: не мешать той любви, которой полна душа всякого человека, проявляться в жизни. Мешает же проявлению любви служение своему телу.

Ясно то, что моя жизнь в этом Божьем мире имеет значение не самостоятельное, но служебное. Ясно, что в плотском смысле нам предстоит быть побежденными и предстоит умереть; это видят наши глаза, об этом говорит наш разум, об этом свидетельствует вся природа; таков закон жизни Божьего мира, так угодно Богу. И человек, который достиг этого понимания, мало-по-малу, по мере уяснения этой простой истины, все больше и больше теряет охоту бороться и враждовать с людьми за блага своей плотской жизни, за блага этого, как оказывается, чужого, временного и жестокого владыки.

Архангельский (Бука).

Всякий грех от незнания.

Буддисты считают пять главных грехов: 1) убийство, умышленное лишение жизни живого существа; 2) присвоение предмета, который считается собственностью другого; 3) нецеломудрие, измена жены мужу или мужа жене; 4) ложь; 5) всякое одурение себя питьем или курением.

8 АПРЕЛЯ.

Во всей животной жизни и особенно в рождении детей человеку надо быть выше скота, а никак уже не ниже его. Люди же именно в этом самом большею частью ниже животного. Животные сходятся самец с самкой только тогда, когда от них может быть плод. Люди же, мужчина с женщиной, сходятся из баловства, не думая о том, будут или не будут от этого дети.

Если мужчина и женщина сходятся не для того, чтобы родить и вместе растить детей, то они делают грех, и грех этот так или иначе не добром отзовется на их жизни.

Все грехи зарождаются в мыслях и поддерживаются мыслями. Но никакой грех не поддерживается и не усиливается так мыслью, как грех сладострастия. Не останавливайся на сладострастных мыслях, а отгоняй их. Вспоминай о своем духовном существе. Сладострастие уничтожает и умаляет это духовное существо. А в нем только одном жизнь и благо.

Хотя только редкие люди могут вполне быть целомудренны, пусть всякий человек понимает и помнит, что он всегда может быть более целомудрен, чем он был прежде, и может вернуться к нарушенному целомудрию, и что чем больше, соответственно своим силам, приблизится человек к полному целомудрию, тем больше он достигнет истинного блага мирского и тем больше он будет содействовать благу людей.

Рассуждать о том, благо или не благо рождение детей, не наше дело. Тот, Кто установил это искупление за грех нарушения целомудрия, знал, чтò Он делает.

1) Не думать, как теперь думают, что каждому человеку — мужчине и женщине — нужно непременно вступить в брак; а напротив, думать так, что каждому человеку — мужчине и женщине — лучше всего соблюсти свою чистоту для того, чтобы ничто не мешало отдать все свои силы на служение Богу.

2) Не смотреть, как теперь, на падение человека — мужчины или женщины — т. е. на вступление в половое общение — как на ошибку, которую можно исправить вступлением в новое половое общение (в виде брака) с другим лицом, или даже как на простительное удовлетворение потребности, или даже удовольствие; а смотреть на первое вступление в половое общение кого бы то ни было и с кем бы то ни было как на вступление в неразрывный брак (Мат., гл. 19, ст. 4—6), обязывающий брачущихся к определенной деятельности, служащей искуплением совершенного греха.

3) Не смотреть на брак, как теперь, как на разрешение удовлетворения плотской похоти, а как на грех, требующий своего искупления.

Сожительство, последствием которого может быть деторождение, есть истинный, действительный брак; всякие же обряды, заявления, условия не составляют брака и употребляются большею частью для того, чтобы признать все предшествующие сожительства не браком.

«Если бы христианский идеал был осуществлен со времени проповеди Христа, и люди не враждовали бы, не было бы ни войн, ни казней, ни нищеты, то род человеческий расплодился бы так (есть люди, которые потрудились сделать этот расчет), что не достало бы уже в наше время земли для помещения всех людей».

Люди, рассуждающие так, забывают то, что в идеал нравственной жизни включено целомудрие.

9 АПРЕЛЯ.

Не беда, когда тело пострадает от душевной работы, но плохо то, когда самое дорогое в человеке — душа пострадает от страстей тела.

Желания нашего тела похожи на малых детей. Малые дети всегда беспокойны и всё пристают к матери, просят у нее то того, то другого, и что бы им ни давали, им все мало, и они просят еще и еще. Так же и желание тела: что больше им уступают, тем они просят все еще больше и больше, и нет им конца.

Из «Благочестивых мыслей и наставлений».

То, чтò нужно телу, одному телу, оно всегда может получить. Нужно особенное несчастье, чтобы у человека не было одежды прикрыть тело и куска хлеба, чтобы наесться. Но когда желания тела раскрашиваются воображением, то за ними никогда не поспеешь, потому что желаниям воображения нет конца.

Счастлив человек, сознательно и свободно променявший жизнь личную на жизнь истинную, духовную, но горе тому, кто держится за жизнь личную. Он страданиями будет приведен к отречению от нее.

Будешь угождать телу — ослабишь его, будешь слишком утруждать тело — тоже ослабишь его. Есть одна середина: не изнеживать тела и не изнурять его. Но надо помнить, что, отыскивая эту середину, выгоднее ошибиться в сторону изнурения тела, чем в сторону изнеженности. Выгоднее потому, что если не удовлетворил требованиям тела, не доел, не доспал, переработал, тело сейчас же покажет твою ошибку. Если же слишком изнежился, тело не сейчас, но гораздо позже, когда ты уже отвык и расслаб, покажет тебе твою ошибку.

Мудрец Сократ сам воздерживался от всего лишнего, такого, что едят не для утоления голода, а для вкуса, и уговаривал своих учеников делать так же. Он говорил, что и для тела и для души большой вред от лишней еды или питья, и советовал никогда не наедаться, а выходить из-за стола, пока еще есть хочется. Он напоминал своим ученикам сказку о мудром Улиссе: как волшебница Цирцея не могла заколдовать его только оттого, что он не стал объедаться, а товарищей его, как только они набросились на ее сладкие кушанья, всех обратила в свиней.

Ксенофонт.

Как первое правило мудрости — в познании самого себя, хотя это всего труднее, так и первое правило милосердия — в том, чтобы довольствоваться малым, хотя и это так же трудно; и только такой довольный и умиротворенный человек и явится сильным для оказания милосердия другим.

Рёскин.

10 АПРЕЛЯ.

Иисус же сказал ученикам своим: истинно говорю вам, что трудно богатому войти в царство небесное.

Мат., гл. 19, ст. 23—24.

Люди разумные и добрые страшатся богатства, глупые же и недобрые люди все силы употребляют на то, чтобы как можно больше забирать того, чего разумные люди боятся.

Богатства так же, как навоз, воняют, когда они в куче, и бывают на пользу только, когда они разбросаны.

Понятно, что богатые люди, собравшие свои богатства, считают это своей заслугой и уважают себя за это. Они так много пожертвовали для этого. Но удивительно то, что бедные люди также уважают богатых за то, что они богаты. Отчего это? А оттого, что бедные так же, как и богатые, считают богатство добром и желают его.

Тот, кто положил свои силы на то, чтобы собирать богатство, тот, сколько бы ни собрал, никогда не бывает доволен. Чем богаче становится человек, тем больше ему нужно, и нет этому конца.

Помогай брату своему, не разбирая, кто он: угнетатель или угнетенный. — «Но как же можем мы помогать ему, если он угнетатель?» — Помогай угнетателю удерживаться от угнетения.

Магомет.

Воры живут воровством и разбойники грабежами, и ни ворам, ни разбойникам, пока они не бросят своего ремесла, нельзя считать себя добрыми людьми. Никакие и молитвы и жертвы не сделают их добрыми людьми. Так же и богатым и праздным людям, если они не работают, а пользуются трудами других людей, нельзя им считать себя добрыми людьми и думать, что молитвы и жертвы их Богу могут сделать их добрыми людьми.

Надо понимать и помнить, что наша жизнь — это заданный нам урок. Урок этот в том, чтобы возрастить в себе свою душу.

Как же грубо заблуждаются те люди, которые, вместо того, чтобы возращать в себе душу, напротив, умаляют, развращают ее только для того, чтобы собрать как можно больше ненужного и вредного богатства.

Из двух систем рабства, при одном и том же уровне нравственного развития, та система, которая превращает в собственность людей, без сомнения, является более гуманной, чем система, которая превращает в частную собственность землю. При признании земли частной собственностью людей изнуряют работой и голодом, лишают всех радостей и прелестей жизни, обрекают на невежество и скотское существование и доводят до преступлений и самоубийства как будто без участия чьей-либо воли, а в силу как будто роковой необходимости, за которую никто не ответственен.

Генри Джордж.

10.

Несправедливость владения земельной собственностью, как всякая несправедливость, неизбежно связана с целым рядом несправедливостей и злых дел, нужных для охранения ее.

11 АПРЕЛЯ.

Никогда не беспокой другого тем, чтò ты можешь сам сделать.

Было у одного богача все, чего желают люди: миллионы денег, и разубранный дворец, и красавица жена, и сотни слуг, и дорогие обеды, и всякие закуски и вина, и полна конюшня самых лучших лошадей. И все это так прискучило ему, что он целый день сидел в своих богатых палатах и вздыхал и жаловался на скуку. Только ему и было дела и радости, что еда. Просыпался он, ждал завтрака, от завтрака ждал обеда, от обеда — ужина. Но и этой утехи он скоро лишился. Ел он так много и так сладко, что испортился у него желудок, и позыва на еду не стало. Призвал он докторов. Доктора дали лекарство и велели ходить каждый день по два часа.

И вот ходит он один раз свои положенные два часа и все думает о своем горе, что нет охоты к еде. И подошел к нему нищий.

— Подай, — говорит, — Христа ради бедному человеку.

Богач все о своем горе думает, что ему есть не хочется, и не слушает нищего.

— Пожалей, барин, — день целый не ел.

Услыхал богач про еду, остановился.

— Что ж, хочется есть?

— Как не хотеть, барин, страсть хочется.

«То-то счастливый человек», подумал богач. И позавидовал бедняку.

Бедные завидуют богачам, а богачи завидуют нищим.

Всем ровно. Бедным лучше тем, что бедные часто не виноваты в своей бедности, а богачи всегда сами виноваты в своем богатстве.

Жизнь аркадских пастушков и наша возлюбленная придворная жизнь обе нелепы и неестественны, хотя и привлекательны. Ибо никогда не может быть истинного удовольствия там, где удовольствия превращаются в занятия. Только отдохновения от занятия, редкие и краткие и без подготовки, бывают прочны и отличаются истинным вкусом.

Кант.

Если человек, живя один, уволит себя от обязанностей борьбы с природой, он тотчас же казнится тем, что тело его погибает. Если же человек уволит себя от этой обязанности, заставляя других людей исполнять ее, то он тотчас же казнится тем, что душа его чахнет и погибает.

Лучшее благо жизни есть любовь. Богатым же людям нельзя любить людей. Где им любить, когда вся жизнь их основана на борьбе с людьми? Все, чем они пользуются, сделано поневоле, от нужды, часто с проклятьями тех, кто делают то, чем они пользуются. Для того, чтобы богатым людям можно было любить, им надо прежде перестать жить страданиями людей.

Ручной труд и особенно земледельческий полезен не только для тела, но и для души. Людям, не работающим руками, бывает трудно здраво понимать вещи. Такие люди не переставая думают, говорят, слушают или читают, так что уму их нет отдыха, и ум их раздражается и путается. Земледельческий труд, кроме того отдыха, который он дает уму, полезен еще тем, что приближает человека к природе.

Думают, что труд телесный мешает умственной духовной жизни. Напротив, правильная духовная жизнь бывает только тогда, когда человек не отучил себя от телесного труда.

«Разделение труда» есть большею частью предлог к тому, чтобы, ничего не делая или делая какие-нибудь пустяки, сваливать на других всю нужную для тебя работу. Те, кто распоряжаются этим разделением, всегда берут себе ту работу, которая кажется им самою приятною; ту же, которая кажется им тяжелою, предоставляют другим. И удивительное дело: люди эти всегда ошибаются так, что кажущаяся им приятной работа оказывается под конец самой тяжелой, а та, которой они избегали, самой приятной.

Ручная работа есть изучение внешнего мира.

Выгоды богатства остаются у того, кто производит богатство, а не у того, кто его получает даром.

Когда я иду в мой сад с лопатою и копаю грядку, я чувствую такую радость и прилив здоровья, что всегда думаю: зачем это я все это время лишал себя этого счастья, позволяя другим делать за меня то, чтò я мог бы сделать своими руками? Но это не только дело удовольствия, здоровья, но и воспитания.

Мне всегда бывает стыдно перед моим дроворубом, моим пахарем, моим поваром, потому что у них есть способность удовлетворять самим себя и без моей помощи провести и день и год; я же завишу от них и не заслужил права владения моими руками и ногами.

Эмерсон.

10.

Самые выдающиеся дарования губятся праздностью.

Монтэнь.

Правда, что трудно быть добрым с человеком развратным, с лгуном, особенно если еще он оскорбляет нас, но с ним-то, с этим именно человеком, и нужно быть добрым, и для него и для себя.

Разумный человек знает, что все, чтò ему нужно, все в нем самом, и потому ждет добра только от себя. Неразумный же человек ждет всякого добра только от людей и сердится на них за то, что они не дают ему того, чтò ему хочется. Разумному же человеку не на кого сердиться, кроме как на самого себя. И потому разумный человек не сердится.

Капля за каплей наполняется ведро; так и человек становится полон зла, хотя бы он собирал его понемногу, если он позволяет себе сердиться на людей. Зло возвращается на того, кто его сделал, так же как пыль, брошенная против ветра.

Ни на небе, ни в море, ни в глубине гор нет во всем мире места, в котором человек мог бы освободиться от того зла, которое в его сердце.

Помни это.

Дхаммапада.

В индийском законе сказано так: как верно то, что зимою бывает холодно, а летом тепло, так же верно и то, что злому человеку бывает дурно, а доброму хорошо. Пусть никто не входит в ссору, хотя бы он и был обижен и страдал. Пусть не оскорбляет никого ни делом, ни словом, ни мыслью. Все это лишает человека истинного блага.

Смотрите, не ссорьтесь. Всякое слово, произнесенное друг другу недовольным голосом, взгляд недобрый — все это не шутка. С этих мелочей начинаются раздоры, — то, чтò больше всего портит нашу жизнь.

Трудно распутывать грехи, разъединяющие людей. И как не быть трудному такому распутыванию: ведь в этом распутывании все дело жизни. Если бы это было легко, то сейчас бы и было Царствие Божье. А то нет: легче гору просечь тунелями, построить аэропланы и подводные лодки, чем устранить то недоброжелательство, которое разъединяет людей. Но то, что это трудно, не только не доказывает, что этого не нужно делать, но показывает то, что все силы надо направить именно на это.

Если рассердишься, прежде чем что-нибудь сделать или сказать, сочти десять. Если сердце не прошло, сочти сто.

Если вспомнишь об этом, когда рассердился, то и не придется считать, потому что вспомнишь, что если рассердился, то надо молчать. А промолчишь, то подивишься на то, как мог рассердиться на такие пустяки.

Если ты обижен человеком, то на обиду ты можешь отвечать, как собака, как корова, как лошадь: либо бежать от обидчика, если обидчик сильнее тебя, либо огрызаться, бодаться, брыкаться. А можешь отвечать на обиду и как разумный человек: сказать себе: человек этот обидел меня, это его дело, мое же дело делать то, чтò я считаю хорошим.

Когда мы бываем недовольны самими собой, то осуждаем мы не самих себя — не свою душу, а свои нехорошие поступки; точно так же надо относиться и к другим людям: осуждать их поступки, если они нехороши, а не их самих, не их душу.

13 АПРЕЛЯ.

Только тогда легко жить с человеком, когда не считаешь себя выше, лучше его, ни его лучше и выше себя.

Гордый человек хочет, чтобы его хвалили. Для того, чтобы его хвалили, ему нужно быть тем, чтò люди считают хорошим. Люди же считают хорошим то, чтò им нравится. А нравится им то, чтобы их считали хорошими. И потому гордый человек никогда не добьется того, чего ему хочется.

Люди считают одних людей выше, других ниже себя. Стоит только вспомнить о том, что один и тот же дух живет во всех людях, чтобы увидать, как это удивительно глупо!

То, чтобы считать всех людей равными себе, не значит того, чтобы ты был так же силен, ловок, умен, учен, добр, как другие, но значит то, что в тебе есть то, чтò важнее всего на свете и чтò есть одно и то же во всех людях: дух Божий.

«И пришли раз к Иисусу Христу мать и братья его, и не могли никак свидеться, потому что много было народа около Иисуса. И один человек увидал их, подошел к Иисусу и говорит: твои семейные, мать и братья, стоят наружи, хотят с тобой повидаться. И Иисус сказал: мать моя и братья мои те, кто понял волю Отца и исполняет ее». (Мат., гл. 12, ст. 46—50).

Люди никогда не могли бы совершить одной сотой тех злодеяний, которые они совершали и теперь не переставая совершают во имя признания преимущества одних людей перед другими. «Мы, христиане, можем убивать и мучить нехристиан; мы, правоверные, то же можем делать с неверными; мы, белые, тоже можем убивать и угнетать цветных» и т. п.

Ребенок встречает другого ребенка, какого бы он ни был сословия, веры и народности, одинаково доброжелательной, выражающей радость улыбкой. А между тем взрослый человек, который должен бы быть разумнее ребенка, прежде чем встать в какие бы то ни было отношения с человеком, уже соображает, к какому сословию, вере, народу принадлежит встреченный, и соответственно его сословию, вере, народности так или иначе обходится с человеком. Недаром говорил Христос: будьте, как дети.

Христос открыл людям то, что разделение, которое люди делают между своими и чужими народами, есть обман и зло. И, познав это, христианин уже не может не признавать ложным это чувство недоброжелательства к чужим народам, не может оправдывать, как он прежде делал, жестокие поступки против чужих народов признанием преимущества своего народа над другими, заблуждениями, жестокостью или варварством другого народа. Зная, что разделение его с другими народами есть зло, губящее его благо, зная тот соблазн, который вводил его прежде в это зло, он не может уже, как он делал это прежде, сознательно служить этому соблазну. Зная то, что благо его связано не исключительно с благом людей одного народа, а с благом всех людей мира, он знает теперь, что единство его с другими людьми не может быть нарушено чертою границы и распоряжениями правительств о принадлежности его к такому или другому народу. Он знает теперь, что все люди везде братья и потому равны. И, понимая это, христианин не может не изменить все свое отношение к другим народам и к правительству. То, чтò представлялось прежде хорошим и высоким — любовь к отечеству, к своему народу, к своему государству, служение им в ущерб благу других людей, военные подвиги — все это представляется уже не высоким и прекрасным, а напротив, низким и дурным. То, чтò представлялось дурным и позорным, — отречение от отечества, космополитизм, — представляется, напротив, хорошим и высоким. Если и может теперь христианин в минуту забвения больше желать успеха своему государству или народу, то не может уже он в спокойную минуту отдаваться тому суеверию, которое, он знает, губит жизнь его и других людей, не может признавать никаких государств или народов, не может участвовать ни в каких тех делах, которые основаны на различии государств — ни в таможнях и сборах пошлин, ни в приготовлении снарядов или оружия, ни в какой-либо деятельности для вооружения, ни в военной службе, ни, тем более, в самой войне с другими народами.

Патриотизм до такой степени несвойственен людям нашего времени, что он может быть возбужден только внушением.

Это самое и делают правительства и те, кому патриотизм выгоден: они внушают его тем, кому он не выгоден. Надо быть настороже против этого обмана.

14 АПРЕЛЯ.

Не беда, если люди будут хвалить тебя за твои дела. Беда, если ты будешь делать дела для того, чтобы люди хвалили тебя.

Для того, чтобы отучить себя от заботы о славе людской, хорошо делать такие дела, о которых никто никогда не узнает. Испытай такие дела, и ты увидишь, что есть особенная радость в таких делах.

Чем меньше человек думает о своей душе, тем больше он занят мнением о себе людей.

Надо жить так, как живут люди, заваленные в шахте, когда они знают, что они оттуда не выйдут, и что никто никогда не узнает о том, как они жили там. Надо так жить потому, что только такая жизнь, без заботы о том, чтò о ней скажут люди, и чтò из нее выйдет, только такая жизнь бывает настоящей жизнью.

Жить не для людей, а для Бога кажется трудным, потому что не видишь награды за добрую жизнь. Так кажется. А это неправда. Бог, который в тебе, сейчас же награждает за добрую жизнь, да еще так, как никогда не наградят люди.

Как молитва бывает настоящая только тогда, когда один с Богом, так и добрые дела только тогда настоящие, когда никто, кроме Бога, не знает, зачем ты делаешь то, чтò делаешь.

Льстец льстит только потому, что он невысокого мнения о тебе, а ты слушаешь его и радуешься его похвалам.

Чем свободнее человек от угождения людям, от тщеславия, тем легче ему служить Богу, и наоборот.

Тот, кто заботится о том, чтò люди говорят про него, никогда не будет спокоен.

15 АПРЕЛЯ.

Как ребенок бьет тот пол, о который он ударился, — это очень неумно, но понятно, как понятно то, что человек прыгает, когда он больно зашибся. Понятно также, что если человека ударили, то он первую минуту замахнется или ударит того, кто его ударил. Но делать зло человеку обдуманно, потому что человек сделал зло когда-то прежде, и уверять себя, что это так надо, значит совсем отказаться от разума.

Люди по злости, по желанию выместить обиду, делают зло, а потом, чтобы оправдаться, уверяют людей и себя, что они делают это только для того, чтобы исправить того, кто сделал им зло.

Тот, кто искусен в пользовании людьми, бывает смирен. Это называется добродетелью непротивления. Это называется согласованием с Небом.

Те, которые думают, что нельзя руководить людьми иначе, как насилием — наказанием и угрозами, пренебрегая их разумом, делают с людьми то же, чтò делают с лошадьми, ослепляя их, чтобы они смирнее ходили по кругу.

Мы не видим всей преступности насилия только потому, что подчиняемся ему. Насилие же по существу своему неизбежно ведет к убийству.

Если один человек говорит другому: сделай то-то и то-то, и если ты не сделаешь, я силою заставлю тебя исполнить мое приказание, то это значит только то, что если ты не сделаешь того, чего я хочу, то в конце концов я убью тебя.

Всякий насильник — убийца.

Человек сделал зло. И вот другой человек или люди для противодействия этому злу не находят ничего лучшего, как сделать еще другое зло, которое они называют наказанием.

Сказано так: «Если кто ударит тебя в правую щеку, обрати к нему и другую».

Таков закон Бога для христианина. Кто бы ни сделал насилие и для чего бы оно ни было сделано, все равно насилие — зло, такое же зло, как зло убийства, блуда, — все равно, для чего бы оно ни было сделано, и кто бы ни сделал его, и один ли человек или миллионы людей, зло — все зло, потому что перед Богом все люди равны и потому что заповедь Божия не похожа на заповеди человеческие. Законы человеческие иногда нужно исполнять, иногда можно не исполнять, одни нужно исполнять, другие не нужно. Заповеди Божии не такие, они всегда обязательны и для всех людей. И потому заповедь любви без насилия всегда и всеми христианами должна быть исполняема; всегда лучше подвергнуться насилию, чем самому насильничать. Для христианина в крайнем случае лучше быть убитым, чем убийцей. Если меня люди обидят, то я, как христианин, должен рассуждать так: «Я тоже обижал людей, и потому хорошо, что Бог посылает мне испытание для моего вразумления и очищения от грехов. Если же меня люди обидят невинно, тогда мне еще лучше, потому что тогда со мной случается то, чтò случалось со всеми святыми людьми, и если я поступлю так же, как поступают эти люди, то становлюсь похож на них». Нельзя спасти душу свою злом, нельзя притти к добру дорогою зла, как нельзя притти домой, идя прочь от дома. Сатана сатану не изгоняет: зло не побеждается злом, а только накладывается зло на зло и укрепляется. Зло побеждается только праведностью и добром. Добром, только добром и терпением и страданием можно и следует гасить зло.

По Архангельскому (Буке).

Наказывать человека за его дурные дела все равно, что греть огонь. Всякий человек, сделавший дурное, уже наказан тем, что лишен спокойствия и мучается совестью. Если же он не мучается совестью, то все те наказания, какие могут наложить на него люди, не исправят его, а только озлобят.

Наказание всегда жестоко-мучительно. Если бы оно не было жестоко-мучительно, оно бы не назначалось. Тюремное заключение для людей нашего времени так же жестоко-мучительно, как было битье кнутом сто лет назад.

16 АПРЕЛЯ.

Устраивать жизнь других людей можно только насилием, а насилие не устраивает, а расстраивает жизнь людей. И потому один человек или несколько людей не могут устраивать жизнь другого человека или других людей.

Если ты видишь, что устройство общества дурно, и ты хочешь исправить его, то знай, что для этого есть только одно средство: то, чтобы все люди стали лучше; а для того, чтобы люди стали лучше, в твоей власти только одно: самому сделаться лучше.

Какое удивительное заблуждение думать, что одни люди могут заставить других людей делать то, чтò они считают хорошим для этих людей, а не то, чтò эти люди считают сами для себя хорошим. А между тем на этом удивительном заблуждении основываются все устройства жизни: семейные, общественные, государственные и даже церковные. Одни люди заставляют других притворяться, что они делают охотно то, чтò им предписано, угрожая всякого рода насилием за прекращение этого притворства, и вполне уверены, что они делают нечто полезное и даже достойное восхваления от всех людей, даже и тех, кого они насилуют.

Когда уничтожится в людях суеверие о том, что для их блага нужно насилие государства, уничтожатся и те производимые насилием бедствия, от которых теперь страдают люди.

Люди сознают, что в их жизни что-то нехорошо и что что-то надо улучшить. Улучшать же человек может только то одно, чтò в его власти — самого себя. Но для того, чтобы улучшать самого себя, надо прежде всего признать, что я нехорош; а этого не хочется. И вот все внимание обращается не на то, чтò всегда в своей власти, — не на себя, а на те внешние условия, которые не в нашей власти и изменение которых так же мало может улучшить положение людей, как взбалтывание вина и переливание его в другой сосуд не может изменить его качества. И начинается, во-первых, праздная, а во-вторых, вредная, гордая (мы исправляем других людей) и злая (можно убить людей, мешающих общему благу), развращающая деятельность.

Деятельность политическая не только не содействует освобождению людей от насилий правительств, но, напротив, делает людей все более и более неспособными к той единственной деятельности, которая может освободить их.

Никогда не было ни одного серьезного шага в деле усовершенствования человеческого общества без того, чтобы главная причина этого усовершенствования не была бы вера. И потому всякое учение, не основанное на вере, всегда было и будет бессильно улучшить общественный строй. Ему, может быть, удастся создать прекрасные формы, но этим формам будет вечно недоставать той искры, которую Прометей похитил с неба.

Мадзини.

Поучительно бы было сделать опрос всех так называемых образованных людей нашего мира и времени о том, как должна быть устроена жизнь людей. Ничто яснее того разногласия, которое выразилось бы в ответах, не показало бы нелепость мысли о возможности устроения одними людьми жизни других людей.

17 АПРЕЛЯ.

Суеверие государства вредно тем, что выдает ложь за истину, но больше всего тем, что оно приучает добрых людей верить в то, что бывает нужно делать дела, противные совести, закону Бога: обирать бедных, казнить, воевать.

Можно понять, почему цари, министры, богачи уверяют себя и других, что людям нельзя жить без государства: все их выгоды пропали бы без государства. Но для чего стоят за государство бедные, которым государство ничего не дает, а только мучает? Оттого, что им внушено суеверие государства.

Предприниматели (капиталисты) обкрадывают народ, делаясь посредниками между рабочими и доставщиками орудий и средств труда; также обкрадывают купцы, становясь посредниками между потребителями и продавцами.

Тоже под предлогом посредничества между обиженными и обидчиками устанавливается грабеж государственный.

Главная разница между представительным правлением и деспотическим не в том, чтобы при представительном правлении осуществлена была бòльшая справедливость, а только в том, что при нем люди не имеют права жаловаться на дурное управление.

Люди в наше время так привыкли к тому, что из всех дел, которые делаются, есть такие, которые им запрещено делать, и, кроме того, есть такие дела, которые им велено делать, как бы это ни было трудно для них, и что если они будут делать то, чтò запрещено, и не будут делать то, чтò повелено, то кто-то за это накажет их, и им будет от этого худо, — люди так привыкли к этому, что и не спрашивают, кто те люди, которые запрещают и повелевают им, и кто будет их наказывать за неисполнение, и покорно исполняют все, чтò от них требуется.

Людям кажется, что требуют от них всего этого не люди, а какое-то особенное существо, которое они называют начальством, правительством, государством. А стоит им только спросить себя: кто такое это начальство, правительство, государство, чтобы понять, что это просто люди, такие же, как и все, и что приводить в исполнение все их предписания будет не кто иной, а только тот самый разряд людей, над которым и производятся эти насилия.

Представьте себе стаю голубей на ржаном поле. Представьте себе, что 99 из них вместо того, чтобы клевать то, чтò они хотят, и пользоваться только необходимым, собирают, чтò они могут добыть, в большую кучу и, не оставляя для себя ничего, кроме мякины, сохраняют эту кучу для некоторых самых слабых и худых из стаи голубей. Вообразите себе, как они, сидя кругом, смотрят, как эти несколько голубей, наевшись, бросают и тратят добро, и как бросаются и разрывают на куски более смелого и голодного голубя, чем другие, за то только, что он тронул одно зернышко из кучи.

Если бы вы видели все это, вы увидали бы только то, чтò установлено и постоянно делается между людьми, живущими в государстве.

Палей.

Если бы только одна тысячная тех усилий людей, которые употребляются на устройство всех государственных учреждений: полиции, войска, тюрем, приютов для детей, богаделен для стариков, воспитательных домов, сумасшедших домов, больниц, страховых обществ, учреждений для малолетних преступников и всех обязательных и устраиваемых на насильственно собираемые средства образовательных учреждений, имеющих целью скрыть зло и только увеличивающих его, — была бы употреблена на противодействие тому, для скрывания чего служат все эти учреждения, зло, исправление которого имеют целью эти учреждения, быстро уничтожилось бы.

Если низшие, самые многочисленные классы людей сами себя угнетают, мучают, совершая при этом поступки, противные своей совести, то причиной этого не может быть ничто, кроме постоянно поддерживаемого обмана. Ведь бедных и рабочих без сравнения больше, чем нерабочих и богатых, и потому насилие, совершаемое над рабочими, не может быть совершаемо самими людьми правящих классов. Для того, чтобы совершать насилие над рабочими, нужно, чтобы его совершали сами рабочие. Для того же, чтобы сами рабочие совершали над собою насилие, нельзя этим рабочим обещать выгоды, приобретенные насилием, как это сделано для правящих классов, потому что рабочим придется у самих себя отнимать то, чтò они имеют, и потому нужно постоянно и напряженно обманывать рабочих, — то самое, что и делает государство.

а мир продолжал итти своим путем, независимо от этой деятельности христиан, что усилия христиан были сами по себе, а усилия мира, улучшающего свои формы жизни, были сами по себе, что между теми и другими не было и нет никакой связи. Но это неправда. Несмотря на старательное скрывание правительствами всех таких случаев и на удивительное непонимание прессой значения этих событий и потому необращение на них внимания, мне известны за последнее время сотни таких случаев не только в России, но и в Европе, где те же условия жизни должны вызвать те же явления. И все случаи эти отказов от присяги, от военной службы, от участия в суде, от уплаты податей, вообще от участия в насильническом правительстве, как ни редки они в сравнении с количеством людей, исполняющих требования правительств, не только не проходят бесследно, но чреваты огромными последствиями, и правительства чувствуют это и дрожат перед ними.

10.

Нельзя допустить, чтобы человек, истинный христианин, был членом общества, имеющего армию, флот и военные учреждения.

Неужели он может согласиться на то, чтобы признаваемый им глава правительства командовал армией и флотом и водил братьев его убивать братьев же иноплеменников?

Не может христианин признавать такого сановника и участвовать в его выборе, не может, присягая именем Бога, обязываться делать дела убийства и насилия.

Как безобразно, нелогично оказывается возражение в пользу участия в делах мира сего и как бессмысленно оказывается по поверке то, чтò с первого взгляда казалось последним словом здравого смысла!

Мои представители уполномочивают делать это злодеяние от моего имени и по своему произволу. Они имеют власть обратить целую нацию в безбожных убийц и разбойников, они имеют власть объявлять справедливыми и правыми все эти ужасы, они имеют право дозволять совершение всех преступлений, и все это на основании моего уполномочия.

При таких условиях христианин никогда не примет никакой должности. Никогда не захочет быть ни избирателем, ни избираемым и никогда не присоединится ни к церкви, ни к государству, пока они будут поддерживать такие верования, пока и церковь и государство не перестанут распинать Христа.

Баллу.

18 АПРЕЛЯ.

поверять книги.

По Лихтенбергу.

Когда у Христа спросили, в чем закон, он раз сказал: люби Бога и ближнего; в другой раз сказал: как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними. В этом весь закон. То же самое сказал и Будда и Конфуций. А спроси теперь у законников, в чем закон? Они не могут ответить коротко, а скажут, что этому надо долго учиться.

Церковная вера доказывает свою истину чудесами, а справедливость чудес доказывается тем, что церковь признает их.

«Воспитывая детей, надо помнить, что мы воспитываем детей не для жизни в теперешнем, а в будущем состоянии человеческого рода, т. е. для жизни в иных, лучших условиях. Помнить это особенно важно. Обыкновенно же родители воспитывают своих детей только так, чтобы они годились для настоящего мира. Следует же воспитывать детей для будущего лучшего устройства мира, а таким образом улучшать будущее устройство мира».

Молиться значит вызывать в себе высший живущий во всех людях божественный разум. Делать это можно только в уединении. И потому всякая молитва общественная — только подобие молитвы.

Всякий внешний религиозный обряд враждебен религии. Обряды не могут вызвать религиозное настроение. Обряд вызывает только подобие его, заставляя человека думать, что он владеет тем, чего у него нет.

Как ни странно это кажется, церкви, как церкви, всегда были и не могут не быть учреждениями не только чуждыми, но прямо враждебными учению Христа. Не даром все или почти все христианские так называемые секты признавали и признают церковь той блудницей, о которой пророчествует Апокалипсис; не даром история церкви есть история величайших жестокостей и ужасов.

Церкви, как церкви, не суть некоторые учреждения, имеющие в основе своей христианское начало, хотя и несколько отклонившиеся от прямого пути, как это думают многие: церкви, как церкви, как собрания, утверждающие свою непогрешимость, суть учреждения противохристианские. Между церквами, как церквами, и христианством не только нет ничего общего, кроме имени, но это два совершенно противоположные и враждебные друг другу начала. Одно — гордость, насилие, самоутверждение, неподвижность и смерть; другое — смирение, покаяние, покорность, движение и жизнь.

С той минуты, в которую человек отказался от своей нравственной независимости, с той минуты, с которой человек стал определять свою обязанность не по внутреннему голосу, но по взглядам известного сословия или партии, с той минуты, в которую он стряхнул с себя свою личную ответственность потому, что он только один из миллионов, — с той минуты он лишился своей нравственной силы, он ожидает уже от людей того, чтò может совершить один Бог, он ставит на место божественной силы грубые предписания человеческого ума.

Чаннинг.

Можно разными способами отрицать Христа: во-первых, можно грубо кощунствовать, издеваться над величием, — но такой способ не опасен: религия слишком дорога людям, чтобы чьи-либо насмешки могли отнять ее у них. Но есть другой способ: это — называть Христа Господом и не исполнять его заповедей; заглушать его словами свободную мысль и прикрывать, освящать его именем все безумия, заблуждения и грехи людей. Этот второй способ особенно опасен.

Паркер.

10.

Не следует осуждать и укорять неверующих и заблуждающихся: они и без того достаточно несчастны от своих заблуждений. Следовало бы укорять их только в том случае, если бы это могло принести им пользу, но это, наоборот, только больше отталкивает их и тем причиняет им вред.

Паскаль.

11.

Случается часто, что слышишь, как добрый человек горячо спорит и защищает явную ложь. Объясняется это тем, что ложь эта нужна ему или для его теперешних дел или будущих или оправдывает его прошедшие дела. Такова всегда основа ложной веры.

19 АПРЕЛЯ.

Лучше знать немногое, но твердо, чем многое кое-как.

Бывает часто, что люди, научившись всяким наукам, т. е. запомнивши чужие мысли, гордятся и величаются перед мастером кузнецом, столяром, сапожником. А гордиться скорее пристало кузнецу, сапожнику, столяру перед ученым. Мастер может сделать полезное другим людям, а ученый может только повторять те чужие, часто ни на что не нужные мысли, которые он запомнил.

Самыми горячими защитниками всякой науки, не выносящими ни малейшего косого взгляда на нее, бывают обыкновенно такие люди, которые не только недалеко ушли в науке, но и не знают хорошенько, в чем сущность всякой науки.

По Лихтенбергу.

ò сами думали, а не то, чтò думали прежде жившие или окружающие их люди.

Так же точно и каждый из нас должен подстерегать и улавливать те светлые мысли, которые, подобно искрам, от времени до времени вспыхивают и разгораются в нашем сознании. Для каждого из нас подобные внутренние просветления имеют гораздо больше значения, нежели созерцание и изучение целого созвездия поэтов и мудрецов.

Эмерсон.

Непрерывный приток чужих мыслей должен задерживать и заглушать собственные, а за долгий период времени — даже совершенно ослаблять силу мысли, если она не обладает в высокой мере упругостью, чтобы сопротивляться этому неестественному притоку. Вот чем постоянное чтение и изучение расстраивает голову; а также еще и тем, что система наших собственных мыслей и познаний утрачивает свою цельность и непрерывную связь, если мы так часто произвольно прерываем ее, чтобы уделить место совершенно чуждому ходу мысли.

Разгонять свои мысли, чтобы дать место книжным, — по-моему, все равно, что продавать свою землю, чтобы повидать чужие, — в чем Шекспир упрекал путешественников своего времени.

человеку естественно из лености и равнодушия стараться избавиться от усилий мышления и прижимать готовые мысли и давать им ход. Эта привычка затем вкореняется, и тогда мысли уж идут обычной дорожкой, подобно ручейкам, отведенным в канавы: найти собственную, новую мысль тогда уже вдвойне трудно. От этого-то и встречается так редко самостоятельность мысли у ученых.

Шопенгауер.

Очень часто слышишь, что люди в подтверждение своего мнения говорят: это говорит наука. Но наука сама по себе не имеет никаких доказательств своей истинности, кроме уверенности людей, что истинно все то, чтò она говорит. И потому науке так же нельзя верить, как церкви, если она утверждает свою истинность на том, что она — наука.

Мудрость не в том, чтобы много знать. Всего знать мы никак не можем. Мудрость и не в том, чтобы знать как можно больше, а в том, чтобы знать, какие из наук самые нужные, какие меньше и какие еще меньше нужны. Из всех наук, нужных человеку, самая важная наука это наука о том, как жить хорошо, т. е. так, чтобы я мог получить как можно больше блага, такого блага, которое не мешало бы, но содействовало бы благу всех людей. Часто, очень часто в наше время люди учатся, с трудом отыскивая учителей, всяким самым ненужным наукам, а не учатся этой одной, которой коротко и ясно обучали людей все великие религиозные учителя мира.

Надо много учиться, чтобы сознать, что знаешь мало.

10.

Истинная наука делает свое дело не тем, что учит нас тому, отчего показались пятна на солнце, и тому подобным ненужным нам знаниям, а только тогда, когда учит нас законам нашей собственной жизни и почему мы не должны нарушать их.

По Рёскину.

20 АПРЕЛЯ.

Человек уронил дорогой жемчуг в море и, чтобы достать его, стал черпать ковшем воду. Морской дух вышел и спросил: «Скоро ли ты перестанешь?» Человек сказал: «Когда вычерпаю море и достану жемчужину». Морской дух вынес ему жемчужину.

Благо человека в любви, но у него нет любви и блага оттого, что грехи, соблазны и суеверия не дают ходу любви. Чтò же делать человеку? Одно: своими силами пробивать, разгонять все то, чтò мешает любви.

Человеку не надо уставать в усилиях против всего того, чтò заслоняет любовь. А то бывает часто, что человек долго не может одолеть грехи, соблазны и суеверия и попадает от одного греха, соблазна и суеверия в другие и унывает и отчаивается и перестает делать усилие, и перестает часто именно тогда, когда ему стоило только немного приналечь, чтобы добиться освобождения. Никогда не надо ослабевать. В усилиях к добру вся жизнь человека. В усилиях же и награда.

Когда человек говорит про себя: я хочу есть, я уморился; и когда он говорит: я понимаю или я виноват, то эти два «я» разные. Хочет есть «я» телесное; понимает и считает себя виноватым «я» духовное. Бывает, что «я» духовное согласно с телесным. Но бывает, что «я» телесное хочет одного, а духовное другого. «Я» телесное хочет есть, а духовное «я» хочет отдать пищу голодному.

С начала жизни телесное «я» бывает сильнее духовного, но что дальше живет человек, то все больше и больше забирает власть духовное над телесным. Телесное «я» считает своими разные вещи: дома, поля, скотину, и говорит: это мое; так же и про тело оно говорит: мое тело. Духовное же «я» ничего на свете не считает своим, ни про чтò не говорит: это мое, не считает своим даже и тело, в котором живет. Своим духовное «я» считает только свою душу. И так всю жизнь идет спор между духовным «я» и телесным. Но чем дальше живет человек, то больше и больше ослабевает телесное «я», перестает все больше и больше называть своими те вещи, про которые прежде говорило: это мое. Под конец перестает и про свое тело говорить, что это мое.

«я» от телесного вся жизнь человека.

И тем счастливее человек, чем раньше он понимает, что его телесное «я» — временное, переходное, а что истинная вечная жизнь его в его усилиях для освобождения своего духовного «я» от покровов тела, скрывающих его от самого себя.

Жизнь — в усилиях освобождения от грехов, соблазнов и суеверий. Чем больше усилий, тем больше блага. А потому и благо человека в его усилиях.

Как ни незаметно и ничтожно твое участие в общем изменении к лучшему жизни мира, оно необходимо, потому что из таких ничтожных, незаметных усилий множества слагается все то движение к благу, которым ты пользуешься. И потому не фальшивь, а натягивай постромки, хотя никто и не видит и не погоняет.

Люди говорят, что нельзя надеяться на свои усилия, на себя. Это несправедливо. То, что человек не должен надеяться на себя, может сказать человек, представляющий себе человека сцеплением механических сил, подлежащим законам, управляющим материей, но для всякого религиозного человека человек есть живая сила, искра Божеская, вложенная в тело и живущая в нем. Бог послал в тело мое эту частицу себя, надеясь на то, что она будет делать его дело; как же я не буду надеяться на нее? Бог надеется на меня, так как же я не буду надеяться на то, на чтò Он надеется? Жизнь человека — это его деятельность. Человек может спасти и погубить свою душу. Все учение Христа — только учение о том, чтò должен делать человек: не говорить: Господи, Господи, а исполнять, быть совершенным, как Отец, быть милосердным, быть кротким, быть самоотверженным. Кто же будет все это делать, если сам человек не будет? А чтобы делать, надо надеяться, что сделаешь.

Солнце непрестанно изливает свой свет на весь мир, но свет его не исчерпывается этим; точно так же должен светить твой разум, разливаясь по всем направлениям. Он льется всюду, не исчерпываясь, и когда встречает препятствие, не должен проявлять ни раздражительности, ни гнева, а освещать спокойно все то, чтò жаждет принять его, не падая, не утомляясь, покрывая все обращенное к свету и оставляя в тени только то, чтò само отвращается от лица его.

Марк Аврелий.

Будь всегда внимателен к тому, чтò делаешь, и ничего не считай недостойным внимания.

Конфуций.

Как свеча горит только тогда, когда тратится воск, из которого она сделана, так жизнь только тогда настоящая, когда она тратится не для себя.

«Потому любит меня Отец, что я отдаю жизнь мою, чтобы опять принять ее.

«Никто не отнимает ее у меня, но я сам отдаю ее. Имею власть отдать ее, и власть имею опять принять ее. Сию заповедь получил я от Отца моего». (Иоанна, гл. 10, ст. 17—18.)

Слова эти значат то, что человеку должно отдавать жизнь телесную для жизни духовной.

Буддийская мудрость.

Надо приучить себя, когда сходишься с человеком, в душе говорить себе: буду думать только о нем, а не о себе.

Если бы ты и хотел этого, ты не можешь отделить твою жизнь от человечества. Ты живешь в нем, им и для него. Твоя душа не может освободиться от того требования самоотвержения, в которое она поставлена, потому что мы все сотворены для взаимодействия, как ноги, руки, глаза, а взаимодействие невозможно без самоотречения.

По Марку Аврелию.

Амиель.

Как глубоки слова Лао-Тсе о том, что совершенство, польза и значение и употребление только в пустоте: ступица, сосуд, двери. Для человека высшая и сила, и польза, и благо — в признании основой жизни того, чтò не имеет никакого вида, того, чтò представляется ничем, пустотою.

Ничто так ясно не показывает того, что жизнь наша истинная в самоотвержении, как потребность, испытываемая многими, в жертве и страдании. Стремление это бывает временами, но оно тем не менее естественно. То, что оно бессмысленно часто, тем более подтверждает его естественность.

Себялюбие, переходящее известные пределы, есть душевная болезнь. Доведенное до высшей степени, оно проявляется той душевной болезнью, которая называется сумасшествием величия.

Старайся не думать про себя хорошее. Если не можешь думать про себя дурное, то знай, что уже то дурно, что ты не можешь думать про себя дурно.

Если человек хочет смирения, то он хочет и того, чтò смиряет. А смиряет унижение. И потому человек, желающий смирения, не только не боится унижения, но принимает его как испытание и поощрение к смирению.

Чтобы быть сильным, надо быть как вода. Нет препятствий — она течет; плотина — она остановится; прорвется плотина — она снова потечет; в четыреугольном сосуде — она четыреугольна; в круглом — она кругла. Оттого, что она так уступчива, она нужней всего и сильней всего.

Лао-Тсе.

Недовольство собою есть необходимое условие разумной жизни. Только это недовольство побуждает к работе над собою.

Несмирение, непокорность мучают. Стало-быть, обратное: покорность, смирение делают иго жизни благом. Нет для души ничего благотворнее унижения, с радостью принимаемого. Как дождь теплый после яркого, иссушившего солнца самодовольства, освежает душу смирение.

Всякое сравнение себя с другими для оправдания себя есть соблазн, препятствующий и доброй жизни и главному ее делу — совершенствованию.

Сравнивай себя только с высшим совершенством, которое ты можешь себе представить, а не с людьми, которые кажутся тебе ниже тебя.

одного своего поступка, хотя бы он и не сомневался в законности этого поступка. Часто слабость, которая помешает человеку отважиться на преступление, принимается им за добродетель (которая создает понятие о силе). Очень многие проживают долгую безупречную жизнь, а между тем это — люди, только счастливые тем, что избежали стольких искушений. Сколько нравственного содержания было в их образе мыслей при совершении ими каждого поступка, это остается скрытым от них самих.

Кант.

10.

Мы бываем наиболее недовольны другими, когда мы недовольны сами собою. Сознание наших дурных поступков раздражает нас, и наше сердце в своей хитрости нападает на то, чтò вне его, с тем, чтобы заглушить то, чтò оно чувствует.

Амиель.

23 АПРЕЛЯ.

Правдивое слово сильнее и пап, и архиереев, и царей, и богачей всего мира.

Молитва, это — напоминание себе о вечной правде, проверка своей жизни перед этой божеской правдой. Хорошо делать эту проверку, когда один-на-один с Богом, но еще лучше, если можешь это сделать, сходясь с людьми, в суете мирской жизни.

Как ни соблазнительна бывает ложь и все ее соблазны, бывает время, что она так замучает человека, что человек не для того, чтобы искать истину, а только для того, чтобы избавиться от всей путаницы, нераздельной с ложью, обращается к истине и в ней одной находит спасение.

«Тот, кто любит христианство более, чем истину, очень скоро будет любить свое исповедание или секту более, чем христианство. И кончит тем, что будет любить себя более, чем все на свете», сказал Кольридж. Это справедливо потому, что и христианство мы любим только потому, что мы любим истину, и потому истина ничем не может быть проверена и подтверждена, а все проверяется и подтверждается одной истиной.

Для того, чтобы истина была услышана, надо, чтобы она была высказана с любовью. Как бы умно и верно ни было то, чтò сказано с сердцем, оно не передастся другому. И потому знайте, что если то, чтò вы говорите человеку, не воспринимается им, то одно из двух: или то, чтò вы считаете истиной, — не истина, или вы передаете ее без любви.

Правдивость не есть добродетель, но без нее не только не может быть никакой добродетели, но всякая добродетель становится пороком.

Для того, чтобы люди могли жить согласно вместе, они должны уметь передавать друг другу правду, говорить то, чтò они верно знают, то, чтò точно испытали или чувствуют, а не то, чтò они выдумали или чтò им кажется. А жить согласно многим вместе выгоднее и радостнее, чем поодиночке. И потому для блага людей великое дело — умение и привычка говорить правду, и каждому человеку надо стараться приучиться всегда, во всех делах, говорить только правду. Не знаешь верно, — молчи. Говори же только то, чтò знаешь наверное. Быть правдивым ничего не стоит, а без правдивости нельзя хорошо жить людям.

Наша жизнь — постоянное бегство от себя, точно угрызения совести преследуют, пугают нас. Как только человек становится на свои ноги, он начинает кричать, чтобы не слыхать речей, раздающихся внутри: ему грустно, — он бежит рассеяться; ему нечего делать, — он выдумывает себе занятие; от ненависти к одиночеству он дружит со всеми, все читает, интересуется чужими делами, наконец женится на скорую руку. Кому и эта жизнь не удалась, тот напивается всем на свете: вином, нумизматикой, картами, скачками, женщинами, благодеяниями, ударяется в мистицизм, налагает на себя чудовищные труды, и они ему все-таки легче кажутся, чем какая-то угрожающая истина, дремлющая внутри и умираем в чаду нелепости и пустяков, не пришедши в себя.

Герцен.

10.

Разум один во всех людях. Общение людей основано на разуме. И потому для каждого человека обязательны требования единого для всех разума.

11.

Нет в человеке ничего драгоценнее, нужнее ему света разума. Чтò же это за удивительная вещь, что люди, кроме всех тех страстей, которые воздействуют на душу, ослабляя свет разума, употребляют еще средства одурманивающие, средства непосредственного воздействия на мозг, орган разума, чтобы ослаблять свет его.

24 АПРЕЛЯ.

ò не нужно делать, или делают тогда, когда то, что делают, не нужно делать.

Для того, чтобы уметь удерживаться, надо учиться этому. Старинный мудрец учил этому так:

«Поработай в жаркий день и когда почувствуешь жажду, набери холодной воды в рот, не глотай ни одной капли, выплюнь и, главное, не рассказывай об этом никому».

Дороже всего на свете удержаться от дурного дела, когда страсть овладела тобой.

Служи общему делу — делай дело любви — главное, усилием воздержания: тут удержался от поступка не дурного, но лишнего, тут не сказал словечка, которое могло оскорбить человека, — всё крошечные, незаметные поступки и слова, и из этих-то горчичных зерен вырастает дерево любви, закрывающее ветвями весь мир.

Но среди людей, занятых пустяками, как театры, концерты, выставки, газеты, новости, и всякими дурными делами, как роскошь, наряды, суды, войска, среди таких людей деятельность есть порок, а неделание — добродетель.

Как справедливо изречение: «В сомнении воздерживайся». Я считаю это мудрым христианским правилом. Это — то же, чтò у Лао-Тсе высшая добродетель — «неделание». Я понимаю это так, что все грехи наши — оттого, что мы делаем, делаем для себя, то, чтò могли бы не делать. Только то, чего мы не можем не сделать, только это — Божье дело, дело, сделанное через — посредством нас Богом. Если бы человек воздерживался от всех своих личных дел, все-таки были бы дела, от которых он не мог бы воздержаться, и это были бы дела Божьи. Если же человек делает свои дела, то из-за них, из-за суеты этих дел, он не увидит дел Божьих, не узнает их.

И потому делать надо только тогда, когда не можешь удержаться, не можешь не делать.

Самые ничтожные мелочи содействуют образованию характера. Не говори, что мелочи — пустяки, а помни, что воздержание от этих мелочей есть важное и великое дело, потому что из мелочей складывается большое: вся жизнь человека.

То, чтò законно, ясно, и то, чтò незаконно, тоже ясно, но есть сомнительное между тем и другим. Когда представится такое сомнительное, воздержись и ничего не делай.

Магомет.

25 АПРЕЛЯ.

В житиях святых есть рассказ про то, как старец, увидав во сне умершего, слабого по жизни, монаха в лучшем месте рая и спросив, за что удостоился этот нестоящий со многими слабостями монах такого великого блага, получил ответ: за то, что он в жизни своей не осудил никого.

ò от него происходит. И потому будь осторожен в принятии слов и в произнесении их.

Какая дурная привычка, сходясь с человеком, начинать с шутки. В человеке Бог, а с Богом нельзя шутить. Всегда, сходясь с человеком, говори с ним во-всю.

Не злословь никого. И если кто-нибудь станет злословить тебя и выставлять на вид пороки, какие он знает в тебе, не разоблачай пороков, какие ты знаешь в нем.

Магомет.

Люди, говорящие цветисто и искусно, с приятным обхождением, редко обладают добродетелью человеколюбия.

Не осуждай ближнего своего, пока не будешь на его месте.

Талмуд.

Пусть говорящий — безумец, — слушатель, будь мудр!

Кроткий ответ удаляет злобу; обидные слова возбуждают гнев.

— и вы испытаете чувство, подобное тому, которое испытывает пьяница, оставивший вино, или курильщик — табак: особенно приятное ощущение чистоты и точно так же в первое время изредка позывы возвращения к оставленной дурной привычке.

26 АПРЕЛЯ.

Большая часть зла делается людьми не оттого, что они злы, а оттого, что они поверили в ложную, принятую на веру чужую мысль. Надо осторожно принимать чужие мысли.

Если бы мы яснее понимали и больше помнили то, что главная наша сила — в мысли, много бы зла уничтожилось и добра прибавилось бы в мире.

Мысль есть великая сила. Сила эта выходит из человека словом и делает в мире дело проклятия или благословения, смотря по тому, добра она или зла.

Как ядро уже вылетело из пушки, а мы только после слышим выстрел, так и зло дел мирских видно нам долго после того, как появились те мысли, от которых произошли эти дела. Все людские дела — хорошие и дурные — все от мыслей.

Чувство возникает независимо от воли человека; но мысль или одобряет или не одобряет чувство и, смотря по этому, поощряет или задерживает его. И потому все дело в мыслях.

Истина заученная — только прилипает к нам, как искусственный член, вставной зуб, восковой нос и самое большее — как нос ринопластический из чужой кожи. Истина же, приобретенная собственным мышлением, подобна настоящему члену тела; только она одна действительно принадлежит нам.

Шопепгауер.

— в увеличении знаний и в увеличении вследствие этого удобств жизни. Это совсем не так. Улучшение жизни человечества — только в большем и большем уяснении ответов на главные вопросы жизни. Истина всегда доступна человеку. Это не может быть иначе, потому что в душе человеческой уже заключена истина. Истина приобретается, как золото, не тем, что оно приращается, а тем, что отмывается от него все то, что не золото. Дело только в том, чтобы снять с таящейся в душе человека истины все то, что затемняет ее. Улучшение жизни человечества не в увеличении истины, а в освобождении ее от ее покровов. Освобождение же это совершается усилием мысли.

Каковы наши мысли, такова и наша жизнь; она рождается в нашем сердце и образуется из наших мыслей. Если человек говорит или действует со злой мыслью, страдание не отходит от него, как колесо от ноги вола, запряженного в повозку.

Какие наши мысли, такова и наша жизнь; она рождается в нашем сердце и образуется нашей мыслью. Если человек говорит или действует с доброй мыслью, радость следует за ним, как тень, никогда не покидающая.

Буддийская мудрость.

Мысли — как гости. Мы не виноваты в том, какие к нам приходят мысли, хорошие или дурные. Но в нашей власти отгонять дурные и удерживать хорошие.

10.

27 АПРЕЛЯ.

Только скажи себе, что во всем, чтò случается, воля Бога, и верь, что воля Бога — всегда добро, и ты ничего не будешь бояться, и жизнь для тебя всегда будет благом.

Человек может избежать тех несчастий, которые посылаются ему Богом; но от тех несчастий, которые он сам себе делает дурной жизнью, нет спасения.

У каждого свой крест, свое иго, не в смысле тягости, а в смысле истинной жизни, и если мы смотрим на крест не как на тягость, а как на истинную жизнь, то нам легко его нести; нам легко нести его, когда мы кротки, покорны, смиренны сердцем. А еще легче, когда мы отрекаемся от себя; а еще легче, когда мы несем крест этот на каждый час, как учит Христос; а еще и еще легче, если мы забываем себя в работе духовной, как мы забываем себя в работах мирских. Крест, посланный нам, — это то, над чем нам надо работать. Вся жизнь наша — эта работа. Если крест — болезнь, то нести ее с покорностью; если обида от людей, то уметь воздавать добром за зло; если унижение, то смириться; если смерть, то с благодарностью принять ее.

заговоры, и их насилия, и неблагодарную измену того народа, которого болезнь он излечивал, которого в пустыне старого общества он питал небесным хлебом своего слова; он предвидел и крест, и смерть, и оставление своими, еще более горестное, чем самая смерть. И мысль эта не покидает его, но это ни на минуту не останавливает его. Если телесная природа его отталкивает «чашу сию», воля более сильная принимает ее без колебания. И в этом он дает всем тем, кто продолжит его дело, — всем тем, кто, как он, придет трудиться для спасения людей, для освобождения их от бремени заблуждения и зла, — дает им пример, который должен быть всегда памятен. Если люди хотят достичь цели, к которой ведет Христос, надо, чтобы и они шли тем же путем. Только этой ценой люди служат людям. Вы хотите, чтобы они были истинно братьями, вы призываете их к законам их общей природы, вы боретесь против всякого притеснения, всякого беззакония, всякого лицемерия; вы призываете на землю царство справедливости, долга, правды, любви, — как же могут те, которых власть основана на противном, не подняться против вас! Разве они могут без борьбы оставить вас разрушать их храм и строить другой: не такой, как их, — уже не дело рук человеческих, — но вечный храм, основы которого — истина. Оставьте эту надежду, если когда-либо вы и были так легкомысленны, что имели ее. Вы выпьете чашу до последней капли. Вас возьмут, как воров; против вас будут искать ложных свидетельств, а на то, которое вы сами о себе дадите, подымется крик: он богохульствует! и судьи скажут: он достоин смерти. Когда это случится, радуйтесь: это — последнее знамение, знамение того, что вы делали настоящее, нужное дело.

Ламеннэ.

«Ибо я сошел с небес не для того, чтобы творить волю мою, но волю пославшего меня Отца. Воля же пославшего меня Отца есть та, чтобы из того, что Он мне дал, ничего не погубить», сказано у Иоанна (гл. 6, ст. 38—39), т. -е. сохранить, взрастить в себе, довести до высшей возможной степени божественности ту искру разумения, которая дана, поручена мне, как дитя няньке. Что же нужно для того, чтобы исполнить это? Не удовлетворение похоти, не людская слава, а напротив, воздержание, смирение, труд, борьба, лишения, страдания, унижения, гонения, — то самое, чтò сказано много раз в Евангелии. И вот это самое, то, чтò нужно нам, то и посылается нам в самых разнообразных видах, и в малых, и в больших размерах. Только бы мы умели принимать это, как следует, как нужную нам, а потому радостную работу, а не как нечто досадное, нарушающее то наше животное существование, которое мы считаем жизнью.

Уныние и дурное расположение духа не только мучительно для окружающих, но и заразительно, и потому порядочный человек так же, как он все неприятные для других дела делает в уединении, так же в уединении предается и своему унынию и раздражению.

Человек жалуется, что он слаб и не может работать. Жаловаться на то, что я не могу больше делать того, чтò прежде делал, так же неразумно, как жаловаться на то, что я не могу летать, как птица. Все, чтò нужно делать в каком бы то ни было положении, это — то, чтобы отречься от своей воли и отдаться воле Пославшего. Может быть, Ему нужно, чтобы я ничего не делал и был бы соблазном людям, — Его воля.

28 АПРЕЛЯ.

Времени нет. Есть только сейчас, мгновение. А в нем-то, в этом мгновении, — вся наша жизнь. И потому в одно это мгновение надо полагать все свои силы.

При каждом пробуждении задавайся вопросом: что бы доброго совершить сегодня? и думай: ведь солнце, закатясь, унесет с собой частицу предназначенной мне жизни.

Индийское изречение.

— проявление божественной сущности, для которой нет времени, и потому любовь проявляется только в настоящем, сейчас, во всякую минуту настоящего.

Нет ни одного поступка в плотской жизни, который бы не нес в себе возможность бедственных для того, кто его делает, или для других — последствий.

Неведение это есть необходимое условие жизни. (Полное знание исключало бы возможность жизни.)

Неведение это уменьшается только в той мере, в которой деятельность человека переносится из области плотской в область духовную, — в той мере, в которой человек живет не для достижения материальных целей, а духовной — соединения своей воли с волей Бога.

Живя духовной жизнью, т. -е. заодно с Богом, человек, хотя и не может знать последствий своих поступков, знает наверное, что последствия эти будут благотворны.

«Это я сделаю, когда вырасту большой». «Я так буду жить, когда кончу ученье. Когда женюсь». «А я так-то устроюсь тогда, когда у меня будут дети, когда женю сына, или когда разбогатею, или когда перееду в другое место».

Так говорят и дети, и взрослые, и старики, а никто не знает, проживет ли он до вечера. Про все эти дела мы не можем знать, доведется или не доведется нам делать их, не помешает ли им смерть.

Только одному делу не может помешать смерть. Смерть не может помешать тому, чтобы во всякий час, пока жив, исполнять волю Бога — любить людей.

Человек посеял зерно и все тревожился о том, скоро ли оно пустит росток, и чтобы узнать, начало ли оно прорастать, раскапывал зерно и оглядывал его. И, раскапывая землю вокруг зерна, он повредил росток, и зерно не дало плода.

То же бывает и с людьми, когда они, вместо того, чтобы работать, любуются на свою работу и хотят видеть плоды своих дел.

Ни один человек никогда не знал, не знает и не может знать, из того, чтò он делает, будет ли добро для него и для других.

Поехал в гости веселиться — затеялась ссора, и вышло зло. Принанял земли, посеял, думал поправиться — разорился. Так и во всем. Не дано человеку знать, чтò ему выгодно. Одно может знать всегда человек — это какой поступок хорош и какой нет.

И потому прежде всего надо делать то, чтò наверное знаешь, что хорошо. Поступать так надо еще и потому, что последствия хорошего поступка всегда бывают самые лучшие, как для других, так и для нас, хотя мы не в силах заранее сказать, каково будет это наилучшее и в чем оно будет состоять.

Загадывай, как хочешь, о жизни в будущем, а любовь пускай будет в настоящем неразлучна с нами.

Не верит в бессмертие только тот, кто не думал по-настоящему о жизни. Если человек — только телесное существо, то смерть конец чего-то ничтожного. Если же человек — существо духовное, и душа только временно жила в теле, то смерть — только перемена.

Одного мудреца, говорившего о том, что душа бессмертна, спросили: «Ну, а как же, когда мир кончится?». Он отвечал: «Для того, чтобы душа моя не умерла, мне не нужно мира».

Наше тело ограничивает то божественное, духовное начало, которое мы называем душою. И это-то ограничение, — как сосуд дает форму жидкости или газу, заключенному в нем, — дает форму этому божественному началу. Когда разбивается сосуд, то заключенное в нем перестает иметь ту форму, которую имело, и разливается. Соединяется ли оно с другими веществами? получает ли новую форму? — мы этого ничего не знаем, но знаем наверно то, что оно теряет ту форму, которую оно имело в своем ограничении, потому что то, чтò ограничивало, разрушилось. Это мы знаем, но не можем знать ничего о том, чтò совершится с тем, чтò было ограничено. Знаем только то, что душа после смерти становится чем-то другим, — таким, о чем мы судить не можем.

Сознание бессмертия свойственно душе человека. Только зло, которое мы делаем, и в той мере, в которой мы делаем его, лишает нас этого сознания.

— только на время. И потому сын будет жить не так, как поденщик: будет заботиться об отцовском доме, а не думать, как поденщик, только о том, чтобы получить свою плату. Если человек верит, что жизнь его не кончается со смертью, то он будет жить, как сын в доме отца. Если жизнь — только та, какая есть в этом мире, то он будет жить, как поденщик, стараясь забрать побольше в этой жизни.

И всякому человеку надо прежде всего решить вопрос, совсем или не совсем умираем мы в плотской смерти, и если не совсем, то чтò именно в жизни бессмертно. Когда же мы поймем, что есть в нас то, чтò смертно, и то, чтò бессмертно, то ясно, что и заботиться мы в этой жизни будем больше о том, чтò бессмертно, чем о том, чтò смертно.

Все в мире растет, цветет и возвращается к своему корню. Возвращение к своему корню означает успокоение, согласное с природой. Согласное с природой означает вечное; поэтому разрушение тела не заключает в себе никакой опасности.

Лао-Тсе.

Вспоминать о смерти значит жить без мысли о ней. О смерти нужно не вспоминать, а спокойно, радостно жить с сознанием ее постоянного приближения.

которая всегда под ним? По отношению к смерти он делается животным: отдается воображению, где оно мешает, и не пользуется им, где оно нужно.

Когда люди знают, что пришла смерть, они молятся, каются в грехах, чтобы быть готовыми с чистой душой придти к Богу. Но ведь мы каждый день понемногу умираем и всякую минуту можем совсем умереть. И потому надо бы нам не дожидаться смертного часа, а всякую минуту быть готовыми.

А быть готовыми к смерти значит жить хорошо.

Затем-то и стоит всегда смерть над людьми, чтобы они всегда были готовы умереть, а готовясь умереть, жили хорошо.

30 АПРЕЛЯ.

Жил в Малороссии больше ста лет тому назад мудрый человек по прозвищу Сковорода. Он был и умен, и учен, и архиереи и светские начальники приглашали его на выгодные и важные должности, но он не соглашался и всю жизнь прожил странником.

Имущество у него было только то, чтò он носил за спиной в котомке: переменное белье и книги. Все, кто знали его, любили его и рады были, когда он заходил в их дома. Он никого не осуждал, давал людям советы только, когда его спрашивали, и всем всегда был доволен. Любимая поговорка его была такая:

«Благодарю Бога за то, что он все нужное сделал легким, ».

По ложному христианскому учению, жизнь в этом мире — зло, благо же достигается только в будущей жизни.

По истинному христианскому учению, цель жизни — благо, и благо это получается здесь.

Жизнь, какая бы ни была, есть благо, выше которого нет никакого. Если мы говорим, что жизнь — зло, то мы можем говорить это только в сравнении с другой, лучшей жизнью, но ведь мы никакой другой лучшей жизни не знаем и не можем знать.

Не верь, что жизнь эта — только переход в другой мир и что хорошо нам может быть только там. Это неправда. Нам должно быть хорошо здесь, в этом мире. И для того, чтобы нам было хорошо здесь, в этом мире, нам нужно только жить так, как хочет Тот, Кто послал нас в него. И не говори, что для того, чтобы тебе хорошо было жить, надо, чтобы все хорошо жили, жили по-Божьи, это неправда. Живи сам по-Божьи, сам делай усилие, и тебе наверное будет хорошо. Самое обычное и вредное заблуждение людей: думать, что они не могут получить в этой жизни все то благо, какого они желают.

Тот, кто говорит, что, делая добро, он чувствует себя несчастным, или не верит в Бога, или то, чтò он считает добром, не есть добро.

Если рай не в тебе самом, то ты никогда не войдешь в него.

Ангелус Силезиус.

На каждый день Апрель

На каждый день
Апрель