ГЛАВА III.
Ответ Толстого на загадку жизни.
Теперь мы можем уже составить себе общее представление о взглядах Толстого.
Чтобы усвоить их органическую связь между собою, мы должны попытаться определить основную его точку зрения.
Мне кажется, что она выражена лучше всего в его небольшом трактате "О жизни".
Я хорошо помню свое первое знакомство с этой книгой. Я жил в то время в Александрии, в Египте. Когда мне случайно попался в книжном магазине французский перевод этой книги (перевод графини С. А. Толстой), тогда я еще мало знал Толстого. Я читал, правда, несколько лет тому назад "Анну Каренину", и роман произвел на меня большое впечатление. Впоследствии я прочел собрание его практических статей о вредных привычках. Статьи эти показались мне слишком аскетическими, узкими по взглядам, но все же заставили меня на три-четыре дня перестать курить - подвиг не малый для меня в то время даже ради Толстого. Все это побудило меня приобрести книгу "О жизни". Принеся ее домой, я прочел ее почти в один присест.
Самое лучшее, что я могу сделать - это дать изложение самой сущности этой книги.
Большинство людей, говорить в ней Толстой, ведут только животную жизнь, и между ними, меж тем, всегда есть такие, которые считают себя призванными руководить человечеством. Они хотят учить смыслу жизни, сами не понимая его. Эти люди разделяются на два класса. Первому, состоящему из людей науки, Толстой дает название "книжников". Книжники уверяют, что жизнь человека есть только его существование между жизнью и смертью, что жизнь есть произведение механических сил.
Только в раннем периоде науки, в периоде ее смутного и неопределенного состояния, она может пытаться объяснять таким образом все жизненные явления. Астрономия делала подобную попытку, когда была еще известна под формой астрологии; химия - когда была еще алхимией. В наше время биология проходит через такую же фазу. Занимаясь только одной или несколькими сторонами жизни, она хочет охватить всю жизнь в ее целом.
Другому разряду ложных учителей Толстой дает название "фарисеев". Эти люди на словах исповедуют догматы основателей религии, в которой они были воспитаны, но не понимают их истинного смысла и потому довольствуются требованием исполнения внешних форм и обрядов.
Борьба книжников с фарисеями, - т. -е. борьба между ложной наукой и ложной религией, так затемнила объяснения смысла жизни, данные много лет назад великими мыслителями человечества, что книжники очутились в полном неведении относительно того, имеют ли самые основы религии фарисеев какое-либо действительное разумное основание. И, странно сказать, то, что учения великих учителей древности так поражали человека своим величием, что люди обыкновенно приписывали им сверхъестественную силу, - этот именно факт и заставляет книжников отвергать их.
Так как учения Аристотеля, Бэкона, Конта были понятны только небольшому числу ученых и поэтому никогда не могли овладеть массами, и таким образом избегли невежественных преувеличений, - то именно этот ясный признак их ничтожности принимается, как признак их истинности.
Что же касается до учения браминов, Будды, Зороастра, Лао-Тсе, Конфуция и Христа, то они считаются суевериями, заблуждениями только потому, что они совершенно преобразовали жизнь миллионов людей.
Оставив в стороне пустые распри книжников и фарисеев, мы должны начать наше исследование с того самого, что одно мы только достоверно знаем, - с нашего внутреннего "Я". Жизнь - это то, что я чувствую в себе самом, и эту жизнь наука не может определить. Скорее мое представление о жизни определяет то, что я могу назвать знанием, и я познаю все, что вне меня, единственно только расширением познаний о моем собственном духе и теле.
Наше внутреннее сознание говорит нам, что человек живет только для собственного счастья, что его стремление к счастью и погоня за ним - составляет всю его жизнь. Сначала он сознает жизнь только в себе самом и выводит из этого, что то благо, которое он ищет, должно быть только его собственным благом. Реальной жизнью ему кажется только его личная жизнь; жизнь же других представляется ему только призраком. Но скоро он замечает, что у других людей такой же взгляд на мир, что в жизни, в которой он участвует, принимает участие множество индивидуумов, из которых каждый стремится упрочить свое благосостояние, стараясь для этого всячески препятствовать и вредить другим.
Человек видит, что ему бесполезно бороться, так как все человечество против него. А если ему случайно удастся достичь желаемого счастья, он все-таки не испытывает того удовлетворения, которого ожидал. Чем старше он делается, тем реже испытывает он счастливые минуты; скука, пресыщение, заботы и страдания все увеличиваются, и он видит перед собой только старость, болезни и смерть. Он сойдет скоро в могилу, но мир будет продолжать существовать.
Настоящая жизнь есть, следовательно, жизнь вне его, а его собственная жизнь, казавшаяся ему прежде единственной вещью, имеющей значение, приносит в конце концов только разочарование. Благосостояние отдельной личности только обман, а если оно и может быть достигнуто, то все равно оно прекращается со смертью. Жизнь человека как индивидуальности, стремящейся к своему собственному благу среди бесконечного множества подобных же индивидуальностей, уничтожающих друг друга и подлежащих также в конце концов уничтожению, - такая жизнь есть зло и бессмыслица. Она не может быть истинной жизнью.
Наши затруднения вытекают из того, что мы смотрим на свою животную жизнь, как на истинную. Наша истинная жизнь начинается только с пробуждением нашего сознания, в тот момент, когда мы замечаем, что жизнь исключительно для себя не может дать истинного счастья. Мы чувствуем, что должно быть какое-то другое благо. Мы делаем усилие найти его, но, испытав неудачу, возвращаемся к прежней жизни. Таковы первые страдания при рождении истинной человеческой жизни.
Эта новая жизнь проявляется только тогда, когда человек раз навсегда отказывается считать благосостояние своей животной личности единственной целью существования. Поступая таким образом, он исполняет закон разума, закон, который говорит нам изнутри нас, - тот самый всеобщий закон, который управляет питанием и размножением животных и растений.
Наша истинная жизнь есть добровольное подчинение этому закону, а не невольное подчинение нашего тела законам органического существования, как хочет нас уверить наука. Самоотвержение так же свойственно человеку, как свойственно птицам пользоваться крыльями вместо ног. Это не есть похвальный или героический поступок, а просто необходимое условие истинной жизни человека.
Эта новая человеческая жизнь проявляется в нашем животном существовании совершенно так же, как животная жизнь в материи. Материя является орудием животной жизни, но не препятствием к ней, и таким же образом наша животная жизнь является орудием нашей высшей человеческой жизни и должна согласоваться с ее требованиями.
один путь к нему - это любовь. Любовь - единственное законное проявление жизни. Это - деятельность, ставящая своей целью благо других. Едва она проявляется, как сейчас же прекращается борьба животной жизни.
Истинная любовь не есть предпочтение некоторых лиц, присутствие которых доставляет нам удовольствие. То, что обыкновенно называют любовью, - это только дикое растение, к которому можно привить истинную любовь. Истинная любовь становится возможной только тогда, когда человек откажется от стремления к своему собственному благосостоянию. Тогда-то наконец все его жизненные соки направляются на питание привитого побега. Старое дерево, т. -е. животная личность, отдает ему все свои силы.
Любовь - это предпочтение других самому себе. Это не взрыв страсти, затемняющей разум: напротив, нет другого состояния души столько же разумного и светлого, столько же спокойного и радостного. Это естественное состояние детей и мудрецов.
Деятельная любовь достижима только для того, кто не стремится к достижению своего личного счастья, но дает свободный простор своему чувству доброжелательства к другим. Его благополучие нуждается в любви, как растение в свете. Он не спрашивает, что должен делать, а просто отдает себя той любви, которой может достигнуть. Только тот, кто любит такою любовью, только тот живет. Такое самоотречение возносит человека над животным существованием во времени и пространстве в царство истинной жизни. Ограничения пространства и времени несовместимы с идеей истинной жизни. Чтобы достичь ее, человек должен довериться своим крыльям.
Тело человека меняется; сознание его проходит через несколько последовательных стадий, различных одна от другой. Что же такое "Я"? Каждый ребенок может сказать: "Я люблю это; я не люблю этого". "Я" - это то, что любят. Это единственная связь человека с миром связь, которую он несет с собой дальше времени и пространства.
Говорят, что апостол Иоанн в глубокой старости непрерывно повторял: "Братья, любите друг друга". Его животная жизнь уже почти прекратилась, исчезла в новом существовании, для которого тело его стало слишком тесно.
Для человека, который измеряет свою жизнь возрастанием любовного отношения ко всему миру, для такого человека исчезновение и уничтожение ограничений времени и пространства смертью есть только признак высшей степени просветления.
Мой умерший брат влияет на меня гораздо сильнее, чем влиял при жизни; он точно проникает в мое существо и возносить меня к себе. Как же я могу утверждать, что он умер? Люди, отрекшиеся от личного счастья, никогда не сомневаются в своем бессмертии. Христос знал, что будет продолжать жить после смерти, потому что Он познал истинную жизнь, которая не может прекратиться. Он жил в сиянии лучей той, другой жизни, к которой Он приближался, и видел, что эти лучи отражались на окружающих Его. И то же самое видит всякий человек, отказавшийся от личных благ; он входит в этой жизни в новую связь с миром, для которой нет смерти; с одной стороны он видит новый свет, с другой - действие на его ближних этого света, отраженного им самим. Это все дает ему непоколебимую веру в неуничтожимость, бессмертие и вечное развитие жизни.
дли того, чтобы мог вместить ее мир.
------
Вышеприведенное изложение дает далеко не совершенное понятие о философии Толстого о жизни, но достаточно определяет главные его положения, его идею несостоятельности обычной человеческой жизни, идеи необходимости любви и самоотвержения и осуществления бессмертия на земле.
"Но ведь это чистый мистицизм!" - возразят многие. Да, конечно, мистицизм, но это не возражение против учения Толстого. Мистицизм - это признание невидимого мира за осязаемый факт, а вовсе не отвлеченная теория. Все религии имели началом мистицизм, и чем дальше они расходились с ним, тем более впадали в формализм. Мистицизм - истинная религия, подобно вере генерала Гордона, который говорил, что верит в "истинное присутствие", подразумевая под этим действительное присутствие Бога в своей душе.
Верующим в Того, Кто сказал: "Царство Божие внутри вас есть", нельзя враждовать с теми, кто действительно чувствует в себе Бога. Короче, все христиане должны быть более или менее мистиками.
"О жизни", в сущности, произведение мистическое и станем сравнивать его с произведениями тех, кого обыкновенно принято называть мистиками, - то мы будем поражены удивительной здравостью рассуждений Толстого.
Попытки исследовать невидимый мир часто опасны для тех, кто на них решается, но Толстой в данном случае избег и фантазий Беме и видений Сведенборга и истерических крайностей св. Терезы. Не трудно найти причину этого. Он открывает дверь в преддверие, но не дверь чистого созерцания, квиетизма, погружения в себя. Есть что-то нездоровое в самой идее намеренных экскурсий в другие сферы. В этом заключается ошибка христианских аскетов, персидских суфиев, индусских буддистов и современных теософов. Мы опасаемся всякой религии, отвращающей интересы и труд человека от этого мира: краеугольным камнем такой религии будет эгоизм, как бы его ни прикрывали.
Дверь, через которую Толстой проникает в тайны жизни, есть простая, деятельная любовь к человечеству. По его учению, отдача себя труду для счастья других, отражаясь в глубине нашего существа, заставляет нас испытывать чувство вечной жизни. Эта чисто практическая сторона его мистицизма сохраняет его в равновесии. Он просто говорит нам: "Откажитесь от своих эгоистических целей; любите всех людей - все живые существа и посвящайте им вашу жизнь. Тогда вы получите обладание вечной жизнью и для вас уже не будет смерти". Вот в чем состоит философия Толстого о жизни. Она почему-то овладела мной с поразительной силой. Тогда я еще был членом церкви и регулярно посещал церковь. Но у меня не было истинной веры, я не был убежден ни в чем неведомом, и вдруг простое учение о любви, как высшей природе человека, учение о том, что стоит только человеку отказаться от своих эгоистических стремлений, и он войдет в высшие сферы, найдет свою бессмертную душу и возродится снова, - это учение поразило меня, как новое великое открытие. Я отбросил свое изучение материи, я попытался любить, - и верить ли своим и чувствам? - я действительно почувствовал, что поднялся на какую-то высоту, я почувствовал, что во мне есть что-то бессмертное.
И эта перемена во мне не была только временной, так как с этого дня весь мир получил для меня совершенно новое освещение, такое, какого не имел прежде.
Руководствуясь тем освещением учения Толстого, какое дает ему книга "О жизни", мы можем перейти к его другим произведениям: "Исповеди", "Так что же нам делать?" "Царство Божие внутри вас", и другим, так как все они имеют своим источником те же религиозные основы, какие выражены в этой книге.
"Соединении, переводе и изложении четырех Евангелий", из которых Толстой выводит свои принципы и практическое учение, мы находим различные фазы развития той же мысли.
Евангелисты черпали истину из одного источника, но одни из них зачерпнули своими ведрами глубже, чем другие.
Евангелие от Луки - это практическое руководство для социальных реформаторов, и ничего более радикального не было написано с тех пор. Но этот евангелист не достигает самого дна источника. Он осуждает богатых так же решительно, как Толстой; он так же превозносит бедность, но из одного его евангелия нельзя уразуметь всю истину.
Только апостолу Иоанну суждено было открыть божественный источник самоотвержения, показать раз навсегда бесконечное могущество любви, возрождающей людей для соединения с Богом и друг с другом. Но он учит всему этому, почти не упоминая о практических выводах, которые вытекают из этой основы. Евангелие от Луки служит, таким образом, необходимым дополнением Евангелия от Иоанна.
представляемый католической церкви, затем Павел, апостол протестантизма и оправдания посредством веры, а теперь опять наступают дни Иоанна, апостола любви.
логическую связность на первый взгляд несогласным выводам его учения?