КРАТКИЙ ОЧЕРК ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
Л. Н. ТОЛСТОГО В ЯСНОЙ ПОЛЯНЕ.
По словам Л. Н. Толстого, он впервые «завел школу» в Ясной Поляне в 1849 г. Оставив в 1847 г. Казанский университет, Толстой вернулся в Ясную Поляну и решил заняться самообразованием, улучшением быта крестьян, для детей которых он задумал открыть начальную школу.
Е. Базыкин, обучавшийся в этой школе в 1849 г., впоследствии рассказывал о ней следующее: «Нас, мальчиков, было человек 20, учителем был не сам Лев Николаевич, а Фока Демидыч, дворовый человек. При отце Льва Николаевича должность музыканта он исправлял. Старик ничего, хороший был, учил он нас азбуке, счету, священной истории. Захаживал к нам и Л. Н., тоже с нами занимался, показывал грамоту. Ходил через день или два, а то и каждый день. Помню, мы писали на досках мелом, а он смотрел, кто из нас лучше пишет. Любил он с нами в перемену возиться. Был у нас через пруд плот на веревке. Вот, бывало, с ним сядем и потащим. На середину выедем, он скажет: «Ну, кто грязи достанет?» «Попробовали бы вы сперва, ваше сиятельство!» Он и пробует. Нырнет в воду, потом вынырнет и держит в руке грязь. «Ну, я достал, теперь вы!» Были дворовые ребята Илья и Митрофан. Они тоже, бывало, нырнут и достанут грязь. Ну, а которые и не могут. Обходился он с нами хорошо, просто. Нам было с ним весело, интересно, а учителю он завсегда приказывал нас не обижать. Он и об эту пору был простой, обходительный. Проучился я у него зимы две. Потом школу из большого дома перевели в «Кузьминский дом»1.
Надо отметить, что серьезной и глубокой педагогической работы Л. Н. Толстой в 1849 г. не проводил.
Осенью и зимой 1849 г. Толстой по делам службы в дворянском депутатском собрании часто выезжал из Ясной Поляны в Тулу, а в декабре 1850 г. уехал на несколько месяцев в Москву. Обстоятельства жизни Л. Н. Толстого вскоре сложились так, что он весной 1851 г. с братом Николаем уехал на Кавказ, где зачислился на военную службу. Впоследствии Толстой в 1854—1855 гг. участвовал в обороне Севастополя.
В связи с отъездом Толстого Яснополянская школа, по-видимому, прекратила свое существование.
В 1857 г. Л. Н. Толстой предпринял первое заграничное путешествие. Он посетил Германию, Францию, Швейцарию, где знакомился с театрами, музеями, картинными галереями и общественной жизнью населения. Во время этого путешествия Л. Н. Толстой не занимался изучением школьного дела за рубежом, ограничившись осмотром института слепых и глухонемых в Цюрихе. Однако именно в этот период у Толстого снова возникла мысль об организации школы для крестьянских детей. В дневнике за 11—23 июля 1857 г. он записал: «Главное — сильно, явно пришло мне в голову завести у себя школу в деревне для всего околотка и целая деятельность в этом роде»2.
Осенью 1859 г., спустя десять лет после первой попытки обучать детей, Л. Н. Толстой снова приступил к школьным занятиям с крестьянскими детьми. Об этом периоде педагогической деятельности Толстого в «Исповеди» имеется следующее упоминание: «Вернувшись из-за границы, я поселился в деревне и попал на занятие крестьянскими школами. Занятие это было мне особенно по сердцу, потому что в нем не было той, ставшей для меня очевидною, лжи, которая уже резала мне глаза в деятельности литературного учительства»3.
Работа Л. Н. Толстого в Яснополянской школе в 1859—1862 гг. представляет собой, как он подчеркивал в письме к Фету от 16 мая 1865 г., период «трехлетнего страстного увлечения этим делом».
Просветительную деятельность среди крестьян Л. Н. Толстой рассматривал как выполнение образованными людьми своего долга перед народом. «Другое теперь нужно. Не нам нужно учиться, а нам нужно Марфутку и Тараску выучить хоть немножко того, что мы знаем»4.
Та же самая мысль о необходимости сделать многое для образования крестьянства проводится в письме к Е. П. Ковалевскому от 12 марта 1860 г., в котором Л. Н. Толстой излагал свой проект организации «Общества народного образования». Л. Н. Толстому представлялось образование насущнейшей потребностью народа, на помощь которому должно прийти образованное общество, так как правительство не может удовлетворительно справиться с этим делом. «Чтобы народное образование пошло, нужно, — писал Л. Толстой, — чтобы оно было передано в руки общества»5.
Л. Н. Толстой полагал, что работа общества должна состоять:
1. В издании журнала, состоящего из отдела собственно педагогического (о законах и способах первоначального преподавания), отдела первоначальных руководств для учителей и чтения для учеников и отдела сведений о действиях Общества.
2. В учреждении школ в тех местах, где их нет и где чувствуется в них потребность.
3. В составлении курса преподавания, в назначении учителей, в надзоре за хозяйственным учетом, вообще за управлением таких школ.
4. В надзоре за преподаванием в тех школах, где учредители того пожелают.
Насколько большое значение придавал Л. Н. Толстой организации такого Общества, видно из следующих строк его письма к Е. П. Ковалевскому: «Позволят или нет, а я хоть один, а все буду составлять тайное общество народного образования»6.
В письме к А. А. Толстой от 7 августа 1862 г. Л. Н. Толстой писал о том, что школьная деятельность занимала в его жизни в то время главное место.
«Вы знаете, что такое была для меня школа, с тех пор, как я открыл ее. Это была вся моя жизнь, это был мой монастырь, церковь, в которую я спасался и спасся от всех тревог, сомнений и искушений жизни»7.
Толстой был, видимо, вполне удовлетворен своими занятиями с детьми. Первый учебный год (1859/60) прошел весьма успешно. В письме к Дружинину от 14 апреля 1860 г. Толстой писал, что он может похвастаться своей крестьянской школой. «Про себя собственно могу сказать, что мне хорошо. Сначала было тяжело разорвать связь с литературой, задавить в себе честолюбивую потребность высказываться, но теперь, напротив, все вокруг меня стало гораздо яснее, проще и ближе ко мне, чем было. Главное ближе. И вы не поверите, как это отрадно. Ногам тяжелее, но прочнее стоишь на земле. Дело не так красиво и свободно, но прочнее и ощутительнее»8.
О том, что педагогическая работа захватила его целиком, Толстой писал 1 марта 1860 г. к Чичерину, с которым в это время находился в оживленной переписке.
«Что же я делаю? — спросишь ты. Ничего особенного, выдуманного, делаю дело, которое мне также естественно, как дышать воздух, и вместе такое, с высоты которого, признаюсь, я часто с преступной гордостью люблю смотреть на vous autres. Ты полюбишь и поймешь это дело, но рассказывать его нельзя, а приезжай, окончив свои странствования, в Ясную Поляну и скажи тогда по правде, не позавидуешь ли мне, увидя то, что я сделал, и то спокойствие, с которым я делаю»9.
Из переписки Толстого с Чичериным видно, что последний совершенно не понимал смысла педагогических занятий Льва Николаевича и не одобрял их. В письме от 11 апреля 1861 г. Чичерин, осуждая решение Толстого закончить путешествие и вернуться в Россию, писал ему: «Чтобы тебе к нам присоединиться. Нет, счастливец летит в матушку Россию слушать жаворонков в деревне и долбить азбуку грязным ребятишкам». Письмо Чичерина крайне возмутило Толстого. Толстой написал резкий ответ Чичерину: «Тебе странно, как учить грязных ребят. Мне непонятно, как, уважая себя, можно писать об освобождении — статью. Разве можно сказать в статье одну мильонную долю того, что знаешь и что нужно сказать, и хоть что-нибудь новое и хоть одну мысль справедливую, истинно справедливую. А посадить дерево можно и выучить плести лапти наверно можно»10.
Второе заграничное путешествие почти на год оторвало Толстого от любимых школьных занятий. Когда он весною 1861 г. возвратился в Ясную Поляну, то уже через несколько дней стал давать уроки детям, тщательно готовясь к ним. Из дневников Толстого видно, что 10 мая он дал урок по физике, 11 мая — по истории, 13 мая — урок словесности и т. д. Когда дом, где помещалась школа, стал ремонтироваться, уроки временно проводились вблизи школы, в яблоневом саду, на открытом воздухе. В одном из писем Л. Н. Толстого к А. А. Толстой содержится описание этого периода занятий в Яснополянской школе. «Есть и у меня поэтическое, прелестное дело, от которого нельзя оторваться, — это школа. Вырвавшись из канцелярии и от мужиков, преследующих меня со всех крылец дома, я иду в школу, но так как она переделывается, то классы рядом в саду под яблонями, куда можно пройти только нагнувшись, так все заросло. И там сидит учитель, а кругом школьники, покусывая травки и пощелкивая в липовые и кленовые листья.
Учитель учит по моим советам, но все-таки не совсем хорошо, что и дети чувствуют. Они меня больше любят. И мы начинаем беседовать часа 3—4, и никому не скучно.
Нельзя рассказать, что это за дети — надо их видеть. Из нашего милого сословия детей я ничего подобного не видал... Никогда лени, грубости, глупой шутки, неприличного слова»11.
Весной 1861 г. Толстой решил оформить официально существование Яснополянской школы, которая была им открыта частным образом без надлежащего разрешения. В дневнике его от 12 мая 1861 г. об этом имеется следующая запись: «Подал прошение о школе». «Я — приходский учитель». В мае произошло и еще одно немаловажное событие в жизни Толстого. Тульский губернатор П. М. Дараган 16 мая назначил Л. Н. Толстого мировым посредником 4-го участка Крапивенского уезда вопреки настроениям многих дворян, не желавших видеть Толстого на этом посту из опасения, что он не будет поддерживать их интересов в спорах с крестьянами. Спустя месяц Сенат утвердил Толстого в должности мирового посредника, выполняя обязанности которого Л. Н. Толстой почти во всех делах неизменно защищал нужды крестьян и выносил решения в их пользу.
В письме к В. П. Боткину он сообщал: «Я попал в Мир. Поср. совершенно неожиданно и несмотря на то, что вел дело самым хладнокровным и совестливым образом, заслужил страшное негодование дворян. Меня и бить хотят, и под суд подвести, но ни то, ни другое не удастся. Я жду только того, чтобы они поугомонились, и тогда сам выйду в отставку»12.
Будучи мировым посредником, Толстой побуждал крестьян открывать школы для обучения детей. Открытые школы существовали на средства, вносимые родителями, которые платили от 50 до 80 копеек серебром в месяц за обучение каждого ребенка. Для возникших по инициативе Толстого школ потребовались учителя, и Л. Н. Толстой сумел в короткий срок как сам лично, так и посредством своих знакомых пригласить учителей, по преимуществу из числа студентов университетов. Толстой старался создать для учителей благоприятные материальные условия, чтобы дать им возможность плодотворно работать в школах. «Положение учителей, — писал Толстой Чичерину 28 октября 1861 г., — следующее: я отвечаю за minimum 150 р. с. жалов(анья), ежели же учитель хочет взять содержание школы на себя, тогда условия выгоднее, это зависит от него. Тем более, что успех зависит от него, и самый успех, популярность, может быть порядочное вознаграждение, пот(ому) ч(то) в каждом округе, где бывает до 30 учен(иков), может быть 50 и более, что составит 25 руб. в месяц. Притом могут быть еще другие, выгодные условия.
Вчера я поместил учителя, кот(орый) будет жить на всем готовом, получать за кондицию
Кроме того, по воскресеньям все учителя собираются в Ясн(ую) Пол(яну) для совещания по общему делу школ и журнала.
Само собой разумеется, что почти все журналы и библиотека моя к их услугам.
Главное же — ежели ты пробежал мою программу, деятельность всякого учителя, порядочн(ого) человека, даст непременно материал для статей в журнале «Я(сная) П(оляна)» — А статьи дают minimum 50 р. за лист. Ради бога, ради бога, похлопочи об этом, поговори сам, ежели знаешь таких, сообщи Рачинским, Дмитриеву, которые мне обещались. Совершенств не бывает, и я не требователен. Полуобразованный студент 2—3 курса, не негодяй, вот все что я желаю. Я знаю, что из 10 выйдет 2 дельных, но для этого начать с 10. Ежели не будет студентов, я точно также должен буду на риск брать из семинаристов, и тогда риск будет в 10 раз больше. Ежели найдутся такие, то посылай их ко мне»13.
В письмах к своим друзьям и знакомым Лев Николаевич всегда просил направлять к нему для работы в школах не семинаристов, а только студентов, хотя бы и исключенных за студенческие беспорядки из университетов. Относясь отрицательно к революционной борьбе, Толстой надеялся отвлечь студентов от революционных настроений и сосредоточить их усилия на педагогической работе в школах.
Из переписки Л. Н. Толстого с С. А. Рачинским также видно, что Лев Николаевич предпочитал иметь у себя в школах в качестве учителей не семинаристов, а студентов. «Учителя в школах все студенты. Все бывшие семинаристы (их было у меня шесть) не выдерживают больше года, запивают или зафранчиваются. Главное условие, по-моему необходимое для сельского учителя, — это уважение к той среде, из к(отор)ой его ученики, другое условие — сознание всей важности ответственности, к(отор)ую берет на себя воспитатель... у меня 11 студентов, и все отличные учителя. Разумеется, наши совещания и журнал содействуют этому, но, право, сколько я не знал студентов, такая славная молодежь, что во всех студенческих историях обвиняешь невольно не их. Разумеется, все зависит от направления. Дать известное направление, навести на более серьезный взгляд — есть цель моего журнала»14.
По-видимому, Л. Н. Толстой достиг больших успехов в своем влиянии на студентов-учителей, быстро воспринявших общее направление его педагогической деятельности.
Убеждая Рачинского не отказываться от студентов, как учителей народных школ, Толстой писал: «Вы говорите — не студентов. А я советую Вам студентов, только с руководителем»15.
Работая в Яснополянской школе, Л. Н. Толстой стал издавать педагогический журнал «Ясная Поляна», в котором напечатал свои теоретические статьи по педагогике и ярко написанные отчеты о работе школы. В свет вышло всего лишь 12 книжек журнала. Они привлекли к себе всеобщее внимание и были высоко оценены многими писателями и педагогами. Так, например, Н. Страхов писал, что положительная сторона «Ясной Поляны» состоит в необычайно поэтическом чутье всех явлений души русских детей.
Подводя итоги 1861/62 учебному году, Толстой в письме к А. А. Толстой от 7 августа 1867 г. писал: «Все это шло год — посредничество, школа, журнал, студенты и их школы, кроме домашних и семейных дел. И все это шло не только хорошо, но отлично. Я часто удивлялся себе своему счастью и благодарил бога за то, что нашлось мне дело тихое, неслышное и поглощающее меня всего. К весне я ослабел, доктор велел мне ехать на кумыс. Я вышел в отставку и только желал удержать силы на продолжение дела школ и их отраженья — журнала»16.
Утомленный напряженными занятиями в школе, изданием журнала «Ясная Поляна», кипучей посреднической деятельностью, Л. Н. Толстой 14 мая 1862 г. выехал из Ясной Поляны в Самарскую губернию для отдыха и лечения.
В это время по распоряжению шефа жандармов кн. Долгорукова в Ясной Поляне 6—7 июля 1862 г. был произведен обыск с целью обнаружения подпольной типографии, нелегальной литературы и лиц, подозреваемых в революционной деятельности. В усадьбе Толстого во время обыска находились его тетка Т. А. Ергольская с сестрой Льва Николаевича М. Н. Толстой. Приехавший по просьбе перепуганных женщин знакомый Л. Н. Толстого, учитель Тульской гимназии Е. Марков, следующим образом описывает налет жандармов на Ясную Поляну.
«Въезжаем на двор, смотрим — там целое нашествие! Почтовые тройки с колокольчиками, обывательские подводы, исправник, становые, сотские, понятые и в довершение всего жандармы. Жандармский полковник во главе этой грозной экспедиции, со звоном, шумом и треском подкатившей вдруг к мирному дому Льва Николаевича, к бесконечному изумлению деревенского люда. Нас едва пропустили в дом. Бедные дамы лежат в обмороке. Везде кругом сторожа, все разрыто, раскрыто, перевернуто, ящики столов, шкапы, комоды, сундуки, шкатулки.
В конюшне поднимают ломом полы; в прудках парка стараются выловить сетью преступный типографский станок, вместо которого попадаются только одни невинные караси да раки. Понятно, что злополучную школу и подавно вывернули вверх дном, но, не найдя ничего, отправились таким же шумным и людным свадебным поездом, гремя колоколами и гремушками, по всем (кажется, 17-ти) школам мирового участка, перевертывая столы и шкапы, забирая тетради и книги, арестовывая учителей и поселяя, конечно, в темной мужицкой толпе, — без того не особенно дружелюбной к школе и учению, — самые нелепые предположения»17.
Возвратившись в Ясную Поляну и узнав от родных о подробностях обыска, Толстой в письме к А. А. Толстой о жандармском налете на его школу сообщал следующее:
«Вооруженные жандармы ходили, кричали, ругались под окнами сестры, как в завоеванном крае. Студентам не позволяли перейти из одного дома в другой, чтоб пить чай и обедать. Ходили в подвалы, в ватерклозет, в фотографию, в кладовые, в школы, в физический кабинет, требовали все ключи, хотели ломать и не показали никакой бумаги, на основании которой это делалось.
Всего этого мало — пошли в мой кабинет, который был в то время спальней сестры, и перерыли все, частный пристав прочел все, что мне писано и что я писал с 16 лет... Я часто говорю себе, какое огромное счастье, что меня не было. Ежели бы я был, то верно бы уже судился, как убийца»18.
Руководивший обыском жандармский полковник Дурново донес в Петербург, что в результате обыска в Ясной Поляне ничего предосудительного не было найдено, за исключением выписок из «Колокола» Герцена, которые имелись у одного студента, проживавшего в Ясной Поляне. Письма Л. Н. Толстого к его тетке А. А. Толстой, находившейся в Петербурге и близкой к императорскому двору, свидетельствуют о крайнем возмущении Л. Толстого произволом правительственных властей. 7 августа 1862 г. Л. Н. Толстой писал: «Дела этого оставить я никак не хочу и не могу. Вся моя деятельность, в которой я нашел счастье и успокоение, испорчена... Народ смотрит на меня уж не как на честного человека, — мнение, которое я заслужил годами, — а как на преступника, поджигателя или делателя фальшивой монеты, который только по плутоватости увернулся. «Что, брат? попался! Будет тебе толковать нам об честности, справедливости; самого чуть не заковали». О помещиках что и говорить, это стон восторга»19.
Возмущенный произведенным обыском Толстой написал письмо Александру II, в котором просил царя, если не наказать, то хотя бы обличить лиц, виновных в обыске, который, как подчеркивал Толстой, подорвал его авторитет в глазах крестьян. Отмежевываясь от революционеров, Толстой писал: «Я считаю недостойным уверять Ваше Величество в незаслуженности нанесенного мне оскорбления.
разрушающих счастье и спокойствие людей, доказать каждому интересующемуся мною, что я не мог быть заговорщиком, составителем прокламаций, убийцей или поджигателем. Кроме оскорбления, подозрения в преступлении, кроме посрамления во мнении общества и того чувства вечной угрозы, под которой я принужден жить и действовать, посещение это совсем уронило меня во мнении народа, которым я дорожил, которого заслуживал годами и которое мне было необходимо по избранной мной деятельности — основанию народных школ»20. Это письмо имело своим последствием лишь тот результат, что царь распорядился не привлекать Толстого к ответственности за обнаружение в Ясной Поляне лиц, проживавших там без «законных видов» и хранение одним студентом запрещенных сочинений.
Если в письме к Александру II по поводу обыска в Ясной Поляне Толстой старался сдержать свой гнев и возмущение действиями властей, то в переписке с А. А. Толстой, фрейлиной императрицы, он дал волю обуревавшему его чувству глубокого возмущения всем происшедшим. «Хороши ваши друзья! Ведь все Потаповы,
Долгорукие и Аракчеевы и равелины — это все ваши друзья... Какой-то из ваших друзей, грязный полковник, перечитал все мои письма и дневники, которые я только перед смертью думал поручить тому другу, который будет мне тогда ближе всех; перечитал две переписки, за тайну которых я бы отдал все на свете, — и уехал, объявив, что он подозрительного ничего не нашел. Счастье мое и этого вашего друга, что меня тут не было — я бы его убил... Как-то я писал вам о том, что нельзя искать тихого убежища в жизни, а надо трудиться, работать, страдать. Это все можно, но ежели бы можно было бы уйти куда-нибудь от этих разбойников с вымытыми душистым мылом щеками и руками, которые приветливо улыбаются. Я, право, уйду, коли еще поживу долго, в монастырь, не богу молиться, — это не нужно по-моему, а не видать всю мерзость житейского разврата — напыщенного, самодовольного и в эполетах и кринолинах. Тьфу! Как вы, отличный человек, живете в Петербурге? Этого я никогда не пойму, или у вас уж катаракты на глазах, что вы не видите ничего»21. Из дальнейшей переписки Толстого с А. А. Толстой видно, что он под влиянием пережитого собирался продать свои имения и покинуть Россию, «где нельзя знать минутой вперед, что меня, и сестру, и жену, и мать не скуют и не высекут...»22. Несомненно, что этот обыск был одной из причин, побудивших Л. Н. Толстого прекратить свою работу в Яснополянской школе. Следует отметить, что, конечно, были и другие обстоятельства, вызвавшие временный отход Толстого от педагогической деятельности. В это время Толстой решил приступить к литературной работе по созданию «Войны и мира» и отдать ей все свои силы.
Записи Толстого (в дневнике за октябрь — декабрь 1862 г.) свидетельствуют о том, что он твердо решил отойти от педагогической деятельности и написать большой роман. Вот что мы находим в его дневнике по этому поводу: 1 октября — «С студентами и с народом распростился»; 15 октября — «Журнал решил кончить, школы — тоже, кажется»; 19 декабря — «Студенты уезжают, и мне их жалко»23.
Не удивительно поэтому, что в силу сложившихся обстоятельств осень 1862 г. была началом конца Яснополянской школы. «Школа у нас в этом году, — писал В. С. Морозов, — не возобновилась, что-то у нас с ней шаталось и путалось. Полевые работы кончились, с поля поубрались, могла бы школа начаться, но как будто какая-то молчаливая стачка объявилась: заместо прежних семидесяти учеников набралось лишь пятнадцать. Из дальних деревень и близких уездов как есть никого не было. Много наших яснополянских забастовали из-за родителей. Отцы говорили: «Довольно учиться. Поучился и будя. Знаешь читать, писать и будя. Не маленький жеребец, учиться! Пора уж с хлеба». Кто куда, все разбрелись по местам в работники: «с хлеба долой». Так школа в этом году и не установилась. Лев Николаевич скучал и сожалел, говоря: «Напрасно кончили, еще бы надо учиться». Но и у Льва Николаевича как будто было задумано что-то отдельное. Он в скором времени опять уехал в Москву, и слух прошел, женился там на дочери Берса, Софье Андреевне. После женитьбы Льва Николаевича школа наша еще некоторое время продолжалась, но она была уже совсем не та, какая раньше. У нас были учителя: Петр Васильевич, Иван Иванович и Владимир Александрович, а сам Лев Николаевич навещал нас редко. И школа становилась вялая. Ученики постепенно расходились. В несколько месяцев осталось нас половина учеников, даже меньше. В скором времени и от оставшейся половины тоже убавилась половина. На скамьях все больше и больше редело. Последним ученикам было скучно и угрюмо. Ученики из чужих деревень и уездов выключились. Остались только яснополянские, и то всего человек десять. Не упомню, протянула ли наша школа хотя бы год после женитьбы Льва Николаевича, но только помнится, что в 1863 г. школа наша уже совсем закрылась»24.
к началу полевых работ, когда ученики должны были помогать своим родителям в сельском хозяйстве. Об этом убедительно свидетельствуют сохранившиеся сочинения учеников Яснополянской школы. Сочинение Игната Макарова датировано, например, 18 марта 1863 г., а сочинение Романа Богданова — 7 марта того же года. Следовательно, в марте 1863 г. школа продолжала еще работать, хотя Л. Толстой близкого участия в ее жизни не принимал.
Толстой вступил в новый период своей жизни и творчества, создав во второй половине 60-х годов замечательную эпопею из жизни русского народа «Войну и мир».
«Детей и педагогику, — писал Л. Н. Толстой осенью 1863 г., — я люблю, но мне трудно понять себя таким, каким я был год тому назад. Дети ходят ко мне по вечерам и приносят с собой для меня воспоминания о том учителе, который был во мне и которого уже не будет. Я теперь писатель всеми силами своей души, и пишу и обдумываю, как я еще никогда не писал и не обдумывал»25.
Трехлетняя работа Л. Толстого в области теоретической и практической педагогики оставила в его душе неизгладимый след, о котором он писал 5 апреля 1877 г. С. А. Рачинскому: «Старые школьные времена... всегда останутся одним из самых дорогих, в особенности чистых воспоминаний»26.
Письма Толстого к друзьям и знакомым свидетельствуют о том, что интерес Толстого к педагогике после прекращения работы в Яснополянской школе отнюдь не угас. В дневнике от 10 апреля 1865 г. читаем: «Нынче утром записал кое-что по педагогике»27. В конце сентября того же года Толстой в дневнике записал: «По случаю ученья милой Маши думал много о своих педагогических началах. Я написать все, что знаю об этом деле»28.
Когда Фет, пожелавший сослаться в одной из своих статей на Яснополянскую школу, запросил по этому поводу Л. Н. Толстого, последний в письме от 16 мая 1865 г. ему ответил: «На ваш вопрос упомянуть о Ясной Поляне — школе, я отвечаю отрицательно. Хотя ваши доводы и справедливы, но про нее (Я. П.) журналы забыли, и мне не хочется напоминать, не потому, что я отрекался от выраженного там, но, напротив, потому, что не перестаю думать об этом и, ежели бог даст жизни, надеюсь еще из всего этого составить книгу, с тем заключением, которое вышло для меня из моего 3-летнего страстного увлечения этим делом»29. Этими же мыслями, свидетельствующими о глубоком интересе Толстого к воспитанию детей, он поделился с А. А. Толстой: «Я все много думаю о воспитании, жду с нетерпением времени, когда начну учить своих детей, сбираюсь тогда открыть новую школу и собираюсь тогда написать résumé всего того, что я знаю о воспитании и чего никто не знает, или с чем никто не согласен»30.
В последующие годы Л. Н. Толстой несколько раз возобновлял в Ясной Поляне учебные занятия с детьми. В период создания «Азбуки» (1869—1872) Л. Н. Толстой и члены его семьи для проверки методов обучения грамоте давали уроки детям яснополянских крестьян. Об этих занятиях С. А. Толстая писала своей сестре в феврале 1872 г. следующее:
«Мы вздумали после праздников устроить школу, и теперь каждое после-обеда приходит человек 35 детей, и мы их учим. Учит и Сережа, и Таня, и дядя Костя, и Левочка, и я. Это очень трудно учить человек 10 вместе; но зато довольно весело и приятно. Мы учеников разделили, я взяла себе 8 девочек и 2 мальчика, Таня и Сережа учат довольно порядочно, в неделю все знают уже буквы и склады на слух. Учим мы их внизу, в передней, которая огромная, в маленькой столовой под лестницей и в новом кабинете. Главное то побуждает учить грамоте, что это такая потребность и с таким удовольствием и охотой они учатся все»31.
«Каждое утро своих детей учу, каждое после-обеда школа собирается. Учить трудно, а бросать теперь уже жалко: так хорошо шло учение и все читают и пишут, хотя не совсем хорошо, но порядочно. Еще поучить немного, и на всю жизнь не забудут»32.
Воспоминания Ильи Львовича Толстого о школьных занятиях его отца в 70-х годах дают основания полагать, что и в эти годы Л. Н. Толстой придерживался педагогических принципов, которые были им изложены в журнале «Ясная Поляна» и разносторонне применены в 60-е годы в Яснополянской школе. «Во время уроков бывало очень весело и оживленно.
Дети вели себя совсем свободно, сидели где кто хотел, перебегали с места на место и отвечали на вопросы не каждый в отдельности, а все вместе, перебивая друг друга и общими силами припоминая прочитанное. Если один что-нибудь пропускал, сейчас же вскакивал другой, третий, и рассказ или задача восстанавливались сообща»33.
Наряду с учащимися в доме Л. Н. Толстого в Ясной Поляне собирались в это время и учителя народных школ для обсуждения различных методических вопросов, связанных с обучением детей грамоте по методу Л. Н. Толстого.
«Университет в лаптях» — педагогические курсы — для подготовки народных учителей из среды наиболее успевающих и способных крестьян.
Н. Толстой предполагал, что на двухгодичных курсах будет учиться не менее 50 человек, окончивших народную школу или сдавших соответствующие экзамены при зачислении на курсы. Обучаясь на курсах ежегодно по 6 месяцев, слушатели должны были бы изучать: арифметику, русский язык, славянский язык, географию, закон божий, историю, геометрию, черчение, землемерие, пение, алгебру, чистописание и получать практическую подготовку, давая пробные уроки в Яснополянской школе. Учебные занятия имелось в виду проводить во флигеле Ясной Поляны, где летом обычно жила сестра жены Л. Н. Толстого Т. А. Кузьминская со своей семьей. Сообщая ей в письме от 19 октября 1876 г. о планах Льва Николаевича, С. А. Толстая писала: «В том доме воздвигнуты лавки, столы, чинят и вставляют рамы, и, вместо милых вас, будут какие-то чужие лица мужиков, семинаристов и пр.»34. Приехавших на курсы предполагалось разместить в избах яснополянских крестьян, где учащиеся могли бы и питаться, тратя на стол и квартиру примерно 4 рубля в месяц.
Ходатайство Л. Н. Толстого о разрешении открыть педагогические курсы, возбужденное им в январе 1875 г. перед директором народных училищ Тульской губернии, вызвало длительную ведомственную переписку по линии министерства народного просвещения, которое только в мае 1876 г. дало согласие (в виде исключения) на открытие педагогических курсов с тем, чтобы подробные правила об этих курсах были утверждены попечителем Московского учебного округа.
Тульское губернское земское собрание, к которому Толстой обращался за материальной поддержкой для оплаты преподавателей курсов и приобретения учебных принадлежностей, 12 декабря 1876 г. постановило оказать просимую помощь и отпускать по 30 рублей за каждого слушателя, направленного на курсы уездными земствами и училищными советами. Толстой намеревался открыть курсы в сентябре 1877 г. К этому времени уездные земства Тульской губернии по предложению губернской управы и должны были направить учащихся на Яснополянские курсы. Но вышло так, что только пять уездных управ согласились послать на курсы 12 человек. Естественно, что при таком наборе на курсы они не могли быть открыты. Замечательное начинание Л. Н. Толстого по подготовке народных учителей из крестьянской среды так и не было осуществлено по вине дворян, игравших в земских учреждениях руководящую роль и не заинтересованных в создании деревенской интеллигенции.
Из переписки Л. Н. Толстого с разными лицами видно, что в 70-х годах он исключительно интенсивно занимался педагогическими вопросами, уделяя им много времени и внимания. В письме А. А. Толстой он писал: «Я нахожусь в своем летнем расположении духа, т. е. не занят поэзией и перестал печатать свой роман... а занят практическими делами, а именно педагогией: устраиваю школы, пишу проекты и борюсь с петербургской педагогией вашего protégé Дмитрия Андреевича35 который делает ужасные глупости в самой важной отрасли своего управления, в народном образовании»36.
Педагогическая деятельность настолько увлекает Л. Н. Толстого, что она явно преобладает над его литературными замыслами и художественным творчеством. «Замучили хлопоты, заботы... Хлопоты же больше все педагогические, — и теория и практика» — читаем в письме к П. Д. Голохвостову от ноября 1874 г. В письме к П. М. Леонтьеву от 23—25 ноября 1874 г. Толстой пишет: «... мои занятия школами так отвлекают меня, что не могу себя заставить доработать ту небольшую работу, которая мне в нем (в романе «Анна Каренина». — В. В.»37.
Педагогическая деятельность Л. Н. Толстого в 70-х годах характеризуется большой разносторонностью его интересов в области народного образования. В эти годы Л. Н. Толстой выступает не только как составитель «Азбуки», «Новой Азбуки» и автор теоретических статей по педагогике, но и как выдающийся организатор школ и инициатор развития народного образования в Крапивенском уезде, где он был избран членом училищного совета.
Толстой много сделал для распространения начального образования среди детей крестьян Крапивенского уезда. Имея в виду эту работу, Л. Н. Толстой писал А. А. Толстой: «Я теперь весь из отвлеченной педагогии перескочил в практическое — с одной стороны — и в самое отвлеченное — с другой стороны — дело школ в нашем уезде. И полюбил опять, как 14 лет тому назад, эти тысячи ребятишек, с которыми я имею дело... Я не рассуждаю; но когда я вхожу в школу и вижу эту толпу оборванных, грязных, худых детей с их светлыми глазами и так часто ангельскими выражениями, на меня находит тревога, ужас, вроде того, который испытывал бы при виде тонущих людей. Ах, батюшки! как бы вытащить, и кого прежде, кого после вытащить! И тонет тут самое дорогое, именно то духовное, которое так очевидно бросается в глаза в детях. Я хочу образования для народа только для того, чтобы спасти тех, тонущих там Пушкиных, Остроградских, Филаретов, Ломоносовых. А они кишат в каждой школе. И дело у меня идет хорошо, очень хорошо. Я вижу, что делаю дело, и двигаюсь вперед гораздо быстрее, чем я ожидал»38.
Как член училищного совета Крапивенской земской управы, Л. Н. Толстой с большим энтузиазмом взялся за организацию и улучшение школьного дела в своих родных местах. По его предложению Крапивенский училищный совет в октябре 1874 г. разослал духовенству уезда предложение побуждать крестьян открывать школы и замещать должность учителей молодыми грамотными крестьянами. Вместе с тем Л. Н. Толстой добился того, что Крапивенский училищный совет согласился выплачивать учителям, преподававшим в открытых крестьянами школах, прибавку к тем деньгам, которые они получали непосредственно от крестьян.
Толстой деятельно заботится о снабжении школ уезда учебниками, хрестоматиями, грифельными досками, карандашами, перьями, прописями и т. п. Все это в достаточном количестве закупалось в Москве и Туле и распределялось по школам.
Толстой несколько раз заходил в эту школу и принимал участие в учебных занятиях с детьми. Школа существовала около двух месяцев. По распоряжению властей она была закрыта, и, таким образом, еще одна попытка Толстого заняться любимым делом потерпела неудачу.
Конец жизни Л. Н. Толстого ознаменован рядом событий и фактов, свидетельствующих о том, что великий писатель по-прежнему глубоко интересовался вопросами воспитания и обучения детей. Мы имеем прежде всего в виду его учебные занятия с детьми яснополянских крестьян в 1906—1908 гг.
Находясь в периоде упадка физических сил и чувствуя приближение смерти, Л. Толстой тем не менее с юношеским порывом принимается за обучение крестьянских детей христианской морали, придавая этому делу большое значение, что видно из следующих записей в его дневниках.
В дневнике за 17 марта 1907 г. записано: «За это время был занят только детскими уроками. Что дальше иду, то вижу большую и большую трудность дела и вместе с тем бо́льшую надежду успеха. Все, что до сих пор сделано, едва ли годится. Вчера разделил на два класса. Нынче с меньшим классом обдумывал»39.
5 апреля того же года Л. Н. Толстой в дневнике записал: «... Детские уроки и приготовление к ним поглощают меня всего. Замечаю ослабление сил физических и умственных, но обратно пропорционально нравственным. Хочется многое писать, но многое уже навсегда оставил неоконченным и даже не начатым»40.
26 июня 1907 г. Ясную Поляну посетили свыше 800 учащихся тульских школ под руководством своих учителей. Дети и учителя были приняты семьей Толстого исключительно радушно. Л. Н. Толстой любовно беседовал с детьми. Перед отправлением домой учащиеся возгласами «спасибо» и «ура» благодарили Толстых за гостеприимство.
Общество детей было настолько дорого и приятно Л. Н. Толстому, что он и в последующие годы не отказывал учащимся в возможности посетить его в Ясной Поляне. В мае 1908 г. Толстой встретился со 120 учениками Тульского железнодорожного училища.
Как вспоминает Н. Н. Гусев, Лев Николаевич подарил на прощание своим гостям книги: младшим — «Малым ребятам», старшим — свои народные рассказы, а учителям — свои «Мысли о просвещении и воспитании»41. В 1910 г., за несколько месяцев до смерти, Толстого посетила группа учеников Тульского реального училища, с ними он также приветливо беседовал.
Летом того же года из Москвы в Ясную Поляну приехала группа слушателей Пречистенских курсов для рабочих, в беседе с которыми Лев Николаевич высказал свои взгляды на учительскую деятельность, подчеркнув ее большое значение в общественной жизни.
известный чешский педагог Велеминский, беседовавший с Толстым по вопросам педагогики. В результате изучения педагогических взглядов Толстого и личных встреч с ним Велеминский написал впоследствии книгу о Толстом как о педагоге.
Когда в марте 1909 г. известная путешественница А. А. Корсини читала в Ясной Поляне лекции с туманными картинами об Индии, Лев Николаевич пригласил на эту лекцию 20 мальчиков из Ясной Поляны, обогатив их яркими представлениями о незнакомой стране.
В последние годы своей жизни Лев Николаевич с большим увлечением работал над составлением и переложением рассказов для задуманного им «Детского круга чтения». В 1907 г. им были написаны для этой книги рассказы: «Бедные люди», «Царское новое платье», «Старик в церкви».
В ноябре 1908 г. вышел 1-й номер журнала «Свободное воспитание», в котором была напечатана статья Толстого «Беседы с детьми по нравственным вопросам», отражавшая опыт его вечерних занятий с яснополянскими мальчиками по вопросам морали.
Следует указать и на еще один значительный факт, характеризующий неослабный интерес Л. Н. Толстого к делу народного образования. 14 сентября 1909 г. Лев Николаевич, гостивший в имении родственников В. Г. Черткова, Крекшине, провел беседу с народными учителями и учительницами земских школ Звенигородского уезда, Московской губернии, получившими согласие встретиться с Толстым для беседы по вопросам воспитания и обучения детей. Л. Н. Толстой тщательно готовился к этой беседе, написав предварительно ее текст в виде небольшой статьи.
основанные на религиозных христианских началах, убеждения и привычки и воспитывать их в духе любви ко всем людям.
Учителя ждали от Толстого конкретных указаний по поводу того, как бороться с распущенностью молодежи, как прививать детям навыки культурного поведения, как установить связь семьи и школы. Толстой же все свел к необходимости религиозно-нравственного воспитания в «новом» духе, что не внесло ясности в вопросы, поставленные учителями.
В заключение укажем еще на несколько фактов, свидетельствующих о большой преданности Л. Н. Толстого делу народного образования.
Лев Николаевич нередко сам шел к детям, интересуясь их учением и досугом. Так, например, 18 августа 1910 г. Толстой вечером был в Кочетовской школе, ученики которой инсценировали «Злоумышленника» Чехова, а затем организовали чтение с туманными картинами. Толстой остался доволен всем виденным и в своем дневнике записал: «Хорошо очень».
25 октября 1910 г. (за три дня до ухода) Л. Н. Толстой утром посетил Яснополянскую школу, куда принес учащимся экземпляры детского журнала «Солнышко».
В два часа дня Л. Н. Толстой снова был в школе, чтобы побеседовать с детьми по поводу книг «Солнышко».
В этих, казалось бы, мелких фактах ярко отразилась в последние дни жизни Толстого такая же глубокая любовь к детям и народному образованию, какая зародилась у него еще в юношеские годы, когда Толстой решил отдать все свои силы воспитанию и обучению крестьянских детей.
Примечания
1 А. Панкратов«Русское слово» от 7/XI 1912 г., № 257.
2 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 47, стр. 146.
3 Л. Н. «Посредник», 1907, стр. 14.
4 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 325.
5 , стр. 330.
6 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 331.
7 , стр. 436.
8 Там же, стр. 337.
9 Там же
10 Л. Н. Толстой. Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 380. Письмо Толстым не было отправлено.
11 Л. Н. , Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 404—405.
12 Толстой, Памятники творчества и жизни, вып. 4, М., 1923, стр. 82.
13 Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 407—408.
14 Л. Н. Толстой
15 Там же.
16 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 437.
17 Е. , «Живая душа» в школе, «Вестник Европы», февраль 1900 г., стр. 585.
18 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 438.
19 Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 436.
20 , стр. 441.
21 Толстой, Полное собрание сочинений, т. 60, стр. 428—429.
22 Там же, стр. 436.
23 Н. Гусев—150.
24 Воспоминания о Л. Н. Толстом ученика Яснополянской школы Василия Степановича Морозова, под ред. и с примечаниями Алексея Сергеенко, изд. «Посредник», М., 1917, стр. 126—127.
25 Переписка Л. Н. Толстого с А. А. Толстой 1857—1903 гг., 1911, стр. 192.
26 Л. Н. Толстой
27 Там же, т. 48—49, стр. 62.
28 Л. Н. Толстой
29 Письма Л. Н. Толстого (1848—1910), изд. «Книга», 1910, стр. 82.
30 Переписка Л. Н. Толстого с А. А. Толстой (1857—1903), 1911, стр. 211.
31 П. И.
32 Там же.
33 И. Л. Толстой, Мои воспоминания, изд. 2, М., 1933, стр. 29.
34 Спиридонов «К истории педагогической деятельности Л. Н. Толстого», «Ученые записки кафедры русской литературы Ленинградского государственного педагогического института им. А. И. Герцена», т. 67, Л., 1948.
35 Л. Н. Толстой имеет в виду Д. А. Толстого — министра народного просвещения. (В. В.)
36 —1903), 1911, стр. 251.
37 Л. Н. Толстой, Полное собрание сочинений, т. 62, стр. 119—120, 127.
38 Переписка Л. Н. Толстого с А. А. Толстой (1857—1903), 1911, стр. 258.
39 Толстой, Полное собрание сочинений, т. 56, стр. 18.
40 Там же, стр. 23.
41 Гусев, Два года с Л. Н. Толстым, М., 1928, стр. 162.