Бодянский И. А.: Воспоминания о Ясной Поляне

Воспоминания о Ясной Поляне

... Лев Николаевич показался мне ниже ростом, чем я ожидал; спина его сильно сгорблена, но как будто не от старости, а от лежавшей на ней большой невидимой тяжести.

Поздоровавшись с доктором и г. Щербаком (*1*), Л. Н. подал мне руку. Я назвал свою фамилию.

- Не может быть? - воскликнул Л. Н., как-то отскакивая, но потом извинился и сказал: - Это просто на меня нашло затмение. Когда вы назвали свою фамилию, я принял вас за вашего отца и, увидав молодое лицо, удивился.

Потом Л. Н. подошел к роялю и стал рассматривать разложенные подарки. Наша папка, как видно, не понравилась Л. Н.

- А вот Касаткин (*2*) прислал копию своей картины, - сказал Л. Н., вынимая из большого конверта фотографию известной картины "Жена рабочего" (оригинал этой картины находится в академии художеств и изображает худую бледную женщину, сидящую с ребенком на заводском дворе).

- Мне она не нравится, - говорил Л. Н., - не поймешь, чего эта женщина задумалась, больна ли она, болен ребенок или муж пьянствует? Что вы скажете, господин художник?

Разговор перешел на искусство.

Потом Л. Н., взяв стакан чаю, ушел к себе, г. Щербак же направился в парк, позвав и меня.

В этот же день за обедом я снова встретился с Л. Н. Он сидел в кресле, был очень весел и сыпал каламбурами и анекдотами. После обеда Л. Н. куда-то исчез, и мы его опять увидели только за чаем на балконе. После чая все расположились у круглого стола в углу залы.

Я не помню хорошо разговора, который велся, но помню, что в конце заговорили об искусстве, и я сказал такую фразу:

- Не находите ли вы, Л. Н., что искусство является у нас предметом роскоши?

Л. Н. согласился с этим и почему-то быстро ушел к себе в комнату. Через некоторое время я услыхал голос Л. Н., спрашивающего меня. Я поднялся с дивана, но он, увидав меня, подошел и сел рядом в кресло.

- Я согласен, - сказал он, - что искусство в настоящее время является предметом роскоши, но вы, художники, можете все ж таки принести громадную пользу именно иллюстрациями. Иллюстрации доступны всем, и в этом их громадное достоинство.

К ужину приехала Мария Львовна с мужем, и разговор стал общим. В это же время была получена масса телеграмм, и, прежде чем сесть за ужин, графиня стала читать их вслух. Многие телеграммы были написаны напыщенным слогом и почти целиком из всевозможных прилагательных, выслушав которые Л. Н. сказал только одну фразу: "Кадилом да по носу" - и попросил дать знать на почту, чтоб телеграммы не пересылались, а задерживались. После ужина мы стали прощаться, и Л. Н., обращаясь к Щербаку, откровенно сказал:

"Я вас не оставляю ночевать, так как мы ждем много гостей и вас, пожалуй, негде будет положить". Потом обратился ко мне: "Передайте привет Репину и спросите, почему он давно не был здесь".

Приехав в Петербург, я принялся за портрет-офорт Л. Н. по фотографиям, сделанным мною. Приблизительно через год гравюра была готова и, вставив один экземпляр в раму, я его послал в Ясную Поляну с письмом к графине, где вспоминал о Л. Н. и Ясной Поляне. В ответ мною получено было приглашение бывать в Ясной Поляне. <...>

Приехал я 15 сентября 1904 года (*3*) рано утром; графиня вышла только к 12 часам. Перед ее выходом я успел вынуть из чемодана фотографии, сделанные моим знакомым. Фотографии были стереоскопические и изображали проводы запасных на войну по железной дороге.

Сцены были сняты действительно потрясающие. Тут была и молодая женщина в истерике, и народ, бежавший за поездом. Я попросил передать их Л. Н. Вскоре Л. Н. вышел со стереоскопом ко мне. Фотографии на него подействовали очень сильно.

- Это не фантазия художника, - говорил Л. Н., - это натура, и так сильно еще ни один художник не передавал, а вот взгляните, какой славный мужик стоит. - И тут у Льва Николаевича) в голосе прозвучал рыдающий звук. - Вот где ужас войны передан. Посмотрите, - обратился Л. Н. к убирающему со стола лакею (женской прислуги я в Ясной Поляне почти не видал) и, давая стереоскоп, добавил: - Двигайте здесь, пока отчетливо не увидите все изображение.

За завтраком графиня сама разливала бульон, но когда я заявил, что я вегетарианец, то Л. Н., взяв тарелку, налил мне своего вегетарианского супу.

Этим, думаю, он невольно выразил сочувствие вегетарианству.

После обеда приехал от больной дочери Л. Н., Марии Львовны, доктор Душан Петрович, и Лев Николаевич удалился с ним и долго беседовал. Вечером Л. Н. не показывался. Вся компания собралась у круглого стола. Графиня шила детские одеяла.

После ужина Л. Н. вынес брошюрку, сказав мне:

- Вот, прочтите одну из моих последних брошюр. Она прислана издателем ее, Чертковым, из Англии, у меня имеется только один ее экземпляр.

Это была брошюра "Единое на потребу" (*4*). Сидя в углу, я прочел ее и... решил не пускать в свет свою статью.

На другой день, после завтрака, когда Л. Н. уехал верхом, С. А. показывая мне портреты Л. Н. работы Репина, Крамского и Серова, заметила, что хороших портретов Л. Н. очень мало и великолепен только портрет, написанный Репиным. К обеду приехали Илья Львович и несколько знакомых Л. Н. Разговор был отвлеченный и общий. После обеда Л. Н. стал меня расспрашивать о моей жизни и о том, что я работаю. Я ответил, что пишу большую историческую картину.

- Зачем историческую? - спросил Л. Н. с видимым огорчением. - Какой смысл?

- Нет, нет, - живо ответил Л. Н., - красота должна существовать в искусстве.

Потом Л. Н. пригласил меня в свою комнату. Вообще обстановка яснополянского дома не богата, и такую обстановку всегда можно увидеть в любом помещичьем доме средней руки, но обстановка комнаты Л. Н. совсем скромна: небольшой письменный стол, полки с книгами, на стене Сикстинская Мадонна и фотографии с картин; посреди комнаты кровать, и больше ничего бросающегося в глаза.

- Вот, взгляните, как вам нравится этот художник, - спросил Л. Н., указывая на фотографии с картин Орловского (*5*). - Я очень люблю этого художника. Он вышел из крестьянской среды, очень любит ее, знает ее жизнь и пишет только из ее быта.

После чая Л. Н. ушел к себе. <...>

И. А. Бодянский. Воспоминания о Ясной Поляне. - Южный край, 1908. Иллюстрированное прибавление к No 9472 от 28 августа.

Иван Александрович Бодянский, художник-гравер, сын единомышленника Толстого помещика А. М. Бодянского (1842-1916), заплатившего пятилетней ссылкой за верность своим взглядам.

Впервые И. А. Бодянский был у Толстого в последних числах августа 1903 г., в дни его 76-летнего юбилея. Второй раз - 16 сентября 1905 г.

1* Бодянский приехал в Ясную Поляну в компании Антона Петровича Щербака (Щербакова, 1863-1936), крестьянского деятеля, уроженца Харьковской губернии; доктор - Д. В. Никитин.

"много... неприятного", (Гольденвейзер А. В. Вблизи Толстого. М., 1969, с. 135).

3* Ошибка: по-видимому, 15 сентября 1905 г.

"Единое на потребу" вышла в свет в Лондоне в издательстве "Свободное слово" в августе 1905 г.

5* Ошибка; речь идет о Н. В. Орлове.

Раздел сайта: