ГЛАВА XIX
Первые "темные". Убийство Александра II. Шпион
Революционное движение, приведшее Россию к 1 марта 1881 года, почти не касалось Ясной Поляны, и мы знали о нем только по газетным описаниям разных покушений, которые в то время повторялись чуть не каждый год.
Иногда к папа приезжали какие-то "темные" люди, которых он принимал у себя в кабинете и с которыми всегда горячо спорил.
Большею частью эти лохматые, немытые посетители показывались в Ясной только один раз и, не встретив сочувствия отца, исчезали навсегда.
Возвращались только те, которые заинтересовывались новыми для них христианскими идеями отца, и я еще с детства помню некоторых "нигилистов", которые впоследствии часто появлялись в Ясной и под влиянием отца совершенно отпали от террора. Не признавая насилия, отец не мог одобрять террористических методов революционеров. Глубоко веря в принцип непротивления, он априорно считал, что насилие не может привести к добру.
"Революционер и христианин, - говорил отец, - стоят на двух крайних точках несомкнутого круга. Поэтому их близость только кажущаяся.
В сущности, более отдаленных друг от друга точек нет.
Для того чтобы им сойтись, надо вернуться назад и пройти весь путь окружности".
----------------
Мы узнали об убийстве Александра II так1.
Первого марта папа, по обыкновению своему, ходил перед обедом гулять на шоссе.
После снежной зимы началась ростепель.
По дорогам были уже глубокие просовы, и лощины набухли водой.
По случаю плохой дороги в Тулу не посылали, и газет не было.
На шоссе папа встретил какого-то странствующего итальянца с шарманкой и гадающими птицами.
Он шел пешком из Тулы.
Разговорились: "Откуда? куда?"
- Из Туль, дела плох, сам не ел, птиц не ел, царя убиль.
- Какого царя, кто убил? когда?
- Русский царь, Петерсбург, бомба кидаль, газет получаль.
Придя домой, папа тут же рассказал нам о смерти Александра II, и пришедшие на другой день газеты с точностью это подтвердили.
Я помню, какое удручающее впечатление произвело на отца это бессмысленное убийство. Не говоря уже о том, что его ужасала жестокая смерть царя, "сделавшего много добра и всегда желавшего добра людям, старого, доброго человека"2"не столько о них, сколько о тех, кто готовился участвовать в их убийстве, и особенно об Александре III"3.
Несколько дней он ходил задумчивый и пасмурный и наконец надумал написать новому государю Александру III письмо.
Много было разговоров о том, в каком тоне писать это письмо, писать ли его с обычным воззванием, требуемым этикетом, или просто с обращением, общепринятым между простыми смертными, написать ли его своей рукой или дать его переписать жившему у нас в то время переписчику Александру Петровичу Иванову, - посылали в Тулу за хорошей бумагой, письмо перемарывалось и переписывалось начисто несколько раз, - и наконец папа послал его в Петербурт Н. Н. Страхову, с просьбой передать его государю через К. П. Победоносцева4.
Как крепко он верил тогда в силу своего убеждения! Как он надеялся, что преступников - не простят, нет, на это он не надеялся, а хоть не казнят!
И он с трепетом следил за газетами и все надеялся и ждал, пока не прочел, что всех участников этого дела повесили.
После отец узнал, что Победоносцев даже и не передал письма по назначению, а вернул его обратно, потому что, как он писал в письме к отцу, он "по своей вере" не мог исполнить этого поручения.
Письмо это попало в руки государя через одного знакомого. Говорят, что, прочтя его, Александр III сказал:
"Если бы преступление касалось меня лично, я имел бы право помиловать виновных, но за отца я этого сделать не могу".
Я помню, что эта казнь нескольких человек, и в том числе женщины, поразила не только отца, но и нас, детей.
Со временем количество "темных", посещавших Ясную Поляну, стало постепенно увеличиваться.
Теперь среди них революционеров почти не было, а большинство из них были уже или единомышленники отца, или люди ищущие, пришедшие к нему за советом и нравственной помощью.
Сколько таких людей у него перебывало!
Всех возрастов и всех профессий.
Сколько людей, глубоко убежденных и искренних, и сколько фарисеев, ищущих только того, чтобы потереться около имени Толстого и извлечь из этого какую-нибудь выгоду.
Сколько оригиналов - почти юродивых.
Был, например, и жил довольно долго в Ясной Поляне какой-то старый швед, который и зиму и лето ходил босой и полураздетый5.
Его принцип был "опрощение" и приближение к природе.
Одно время он заинтересовал отца, но кончилось тем, что он в своем "опрощении" зашел слишком далеко, сделался циничен и просто непристоен, и его пришлось из дома выгнать.
В другой раз явился господин, питавшийся один раз в два дня. Он приехал в Ясную в тот день, когда ему есть не полагалось.
Целый день, начиная с утра, у нас еда не сходила со стола, пили чай, кофе, завтракали, обедали, опять пили чай с печениями и хлебом, - а он сидел в стороне и ни до чего не прикасался.
- Я вчера ел, - говорил он скромно, когда ему что-нибудь предлагали.
- Что же вы съедаете в те дни, когда едите? - спросил кто-то.
Оказывается, что он съедает только один фунт хлеба, один фунт овощей и один фунт фруктов6.
- И не очень худой, - удивлялся на него отец.
Файнерман и, наконец, появился подосланный Третьим отделением шпион Симон.
Как-то летом, гуляя по саду, мы наткнулись на молодого человека, сидящего на канаве и спокойно курящего папироску.
Наши собаки кинулись к нему и залаяли.
Мы исподтишка подтравили собак, а сами убежали в другую сторону.
Через несколько дней этот же молодой человек встретился с нами опять на дороге, недалеко от дома.
Увидав нас, он приветливо поздоровался и вступил с нами в разговор.
Оказалось, что он поселился на деревне, в избе одного из наших дворовых, и живет здесь на даче с своей невестой Адей и ее матерью.
- Заходите попить чайку, - обратился он ко мне. - Мне скучно, посидим, поболтаем, я вам кое-что расскажу, и, кстати, вы поможете мне в одном деле. Я на днях собираюсь жениться, а у меня нет шафера. Я надеюсь, что вы не откажете сделать мне это удовольствие.
Предложение было заманчиво, и я согласился.
Через несколько дней Симон успел настолько очаровать меня, что мы сделались большими друзьями, и я каждый день ходил к нему в гости и часто подолгу у него засиживался.
В день свадьбы я отпросился у родителей на целый день, надел чистую курточку и был очень горд своей ролью шафера.
Вернувшись из церкви, мы обедали у молодых и пили за их здоровье наливку.
Заметив мое увлечение новым знакомством, мама насторожилась и стала меня сдерживать.
Одним из ее аргументов против Симона было то, что порядочный человек, принимающий у себя мальчика, должен по правилам вежливости прежде всего познакомиться с родителями.
- Не могу же я пускать сына к человеку, которого я совсем не знаю.
Я передал это Симону, и он в тот же день пошел к мама и извинился за то, что не представился ей раньше.
После этого он познакомился с отцом и стал иногда бывать у нас в доме.
К нему привыкли и принимали его просто и ласково, как своего человека.
Иногда он принимал участие в полевых работах отца и, казалось, вполне разделял его убеждения.
Осенью, уезжая из Ясной Поляны, он пришел к отцу и искренне покаялся в своем преступлении. Он сознался отцу, что он был шпионом, командированным Третьим отделением для наблюдения за ним и за всеми остальными посетителями Ясной Поляны.
Другой человек, появившийся в Ясной Поляне значительно позднее Симона и игравший тоже довольно некрасивую роль, был тульский острожный священник, периодически наезжавший в Ясную Поляну для религиозных собеседований с отцом7.
Своим лжелиберальным тоном он вызывал отца на откровенности и делал вид, что очень интересуется его идеями.
- Что за странный человек, - удивлялся на него отец, - и, кажется, искренний.
Я спрашивал, не поставит ли ему в вину его начальство то, что он так часто ко мне ездит, - он на это не обращает никакого внимания.
Впоследствии оказалось, что синод, после отлучения отца от церкви, ссылался на этого священника, который бесплодно "вразумлял" Льва Николаевича по его поручению.
В последний раз он был у отца уже после его отлучения, во время одной из его болезней.
Ему сказали, что папа болен и принять его не может.
Это было летом.
Священник сел на террасе и заявил, что он не уедет, пока лично не повидается с Львом Николаевичем.
Прошло часа два - он упорно сидит и не уезжает.
Пришлось объясниться с ним очень резко и попросить его уехать.
С тех пор я его уже не видал ни разу.
Примечания
1. Известно, что об убийстве Александра II узнала С. А. Толстая, ездившая 2 марта 1881 года в Тулу и которая об этом писала Т. А. Кузминской 3 марта 1881 года (ГМТ). "1 марта был убит Александр II, о чем мы узнали на другой день от нищего мальчика-итальянца, забредшего в Ясную Поляну", - вспоминает С. Л. Толстой ("Очерки былого", Тула, 1965, стр. 83).
3. Из письма Л. Н. Толстого к П. И. Бирюкову от 3 марта 1906 года (Л. Н. Толстой, т. 76, стр. 113--114).
4. Письмо Толстого к Александру III было написано по поводу предстоящего смертного приговора над участниками убийства Александра II, членами партии "Народная воля": А. И. Желябовым, Н. И. Рысаковым, Т. М. Михайловым, Н. И. Кибальчичем, С. Л. Перовской и Г. М. Гельфман.
Через Н. Н. Страхова оно было передано Победоносцеву, который, прочитав его, возвратил назад с отказом передать царю. Н. Н. Страхов через профессора К. Бестужева-Рюмина передал письмо великому князю Сергею Александровичу для передачи Александру III.
С. А. Толстая вспоминала: "На письмо это Александр III велел сказать графу Л. Н. Толстому, что, если б покушение было на него самого, он мог бы помиловать, но убийц отца он не имеет права простить" (С. А. Толстая, Моя жизнь, т. 3, стр. 668).
1881 года. Много лет спустя Толстой, вспоминая свое обращение к царю, писал: "Не скажу, чтобы это отношение к письму имело влияние на мое отрицательное отношение к государству и власти. Началось это и установилось в душе давно, при писании "Война и мир", и было так сильно, что не могло усилиться, а только уяснялось. Когда казнь совершилась, я только получил еще большее отвращение к властям и к Александру III" (Л. Н. Толстой, т. 76, стр. 114).
5. Речь идет об Абраме Бунде, приехавшем к Толстому весной 1892 года. Л. Н. Толстой так описывает его появление: "... Еще 3 дня тому назад явился к нам старик, 70 лет, швед, живший 30 лет в Америке, побывавший в Китае, в Индии, в Японии. Длинные волоса, желто-седые, такая же борода, маленький ростом, огромная шляпа; оборванный, немного на меня похож, проповедник жизни по закону природы. Прекрасно говорит по-английски, очень умен, оригинален и интересен. Хочет жить где-нибудь, он был в Ясной, и научить людей, как можно прокормить 10 человек одному с 400 сажен земли без рабочего скота, одной лопатой..." (Л. Н. Толстой, т. 84, стр. 146). Толстой даже думал о том, чтобы "собрать его мысли, процедить и изложить" (Л. Н. Толстой, т. 87, стр. 149). Прожив недолго в Ясной Поляне, а затем в имении Т. Л. Толстой Овсянниково, Абрам Бунде уехал оттуда в Петербург, а затем, по-видимому, вернулся на родину.
6. Об этом посетителе писала Т. Л. Сухотина к М. С. Сухотину 20 сентября 1899 года:
"Какие удивительные у нас бывают люди. Вчера приходил господин, который вегетарианец и при этом ест только через день. Вчера был его пустой день, и он ни разу ни за один repas с нами не сел, - ходил гулять с нами верст восемь и не ослабел нисколько. Ему сорок семь лет, и он уже несколько лет с успехом держится этого режима. Папа им очень увлекся, как всегда всем, что выходит из обычной колеи"