ЛЕТОМ 1877 ГОДА...
<...> Летом 1877 года я гостил у гр. Л. Н. Толстого в Ясной Поляне (июнь, июль)1 и подал ему мысль просмотреть «Анну Каренину», чтобы приготовить ее для отдельного издания. Я взялся прочитывать наперед, исправлять пунктуацию и явные ошибки и указывать Льву Николаевичу на места, которые почему-либо казались мне требующими поправок, — преимущественно, даже почти исключительно, неправильности языка и неясности2. Таким образом, сперва я читал и наносил свои поправки, а потом Лев Николаевич. Так дело шло до половины романа, но потом Лев Николаевич, все больше и больше увлекаясь работой, перегнал меня, и я исправлял после него, да и прежде всегда просматривал его поправки, чтобы убедиться, понял ли я их и так ли разбираю, потому что мне предстояло держать корректуру.
Утром, вдоволь наговорившись за кофеем (его подавали в полдень на террасе), мы расходились, и каждый принимался за работу. Я работал в кабинете, внизу. Было условлено, что за час или за полчаса до обеда (5 часов) мы должны отправляться гулять, чтобы освежиться и нагулять аппетит. Как ни приятна была мне работа, но я, по свойственной мне внимательности, обыкновенно не пропускал срока и, изготовившись на прогулку, принимался звать Льва Николаевича. Он же почти всегда медлил, и иногда его было трудно оторвать от работы. В таких случаях следы напряжения сказывались очень ясно: был заметен легкий прилив крови к голове, Лев Николаевич был рассеян и ел за обедом очень мало.
Так мы работали каждый день больше месяца.
Этот упорный труд приносил свои плоды. Как я ни любил роман в его первоначальном виде3, я довольно скоро убедился, что поправки Льва Николаевича всегда делались с удивительным мастерством, что они проясняли и углубляли черты, казавшиеся и без того ясными, и всегда были строго в духе и тоне целого. По поводу моих поправок, касавшихся почти только языка, я заметил еще особенность, которая хотя не была для меня неожиданностью, но выступала очень ярко. Лев Николаевич твердо отстаивал малейшее свое выражение и не соглашался на самые, по-видимому, невинные перемены. Из его объяснений я убедился, что он необыкновенно дорожит своим языком и что, несмотря на всю кажущуюся небрежность и неровность его слога, он обдумывает каждое свое слово, каждый оборот речи не хуже самого щепетильного стихотворца. А вообще — как много он думает, как много работает головою, — этому я всегда удивлялся, это поражало меня как новость при каждой встрече, и только этим обилием души и ума объясняется сила его произведений.
Примечания
Николай Николаевич Страхов (1828—1896) — литературный критик, философ, друг Толстого. Первый раз Страхов приехал в Ясную Поляну в августе 1871 г. «С тех пор, — писал он в 1891 г. в своей автобиографии, — мы видаемся каждый год, т. е. обыкновенно я летом гощу у него месяц, полтора. Мы иногда спорили, охладевали друг к другу, но добрые чувства скоро брали верх; семья его полюбила меня, и теперь во мне видят старого неизменного друга, каков я и есть на самом деле» (Б. В. Никольский. Николай Николаевич Страхов. Критико-биографический очерк. СПб., 1896, с. 50). Их сближению способствовала мягкость характера, особенное добродушие Страхова и их общий интерес к этическим, нравственным проблемам, к историческим и современным событиям.
В произведениях Толстого Страхов ценил то авторское отношение к предмету, которое было всегда дорого писателю: связь этического и эстетического, простоты и правды в его ранних повестях и рассказах, истинности и «полной картины человеческой жизни» в романе «Война и мир», нравственные основы, а не парадоксы в толстовской теории народного образования.
Страхова Толстой выделял из всех критиков. Он писал ему в апреле 1877 г.: «Боюсь и не люблю критик и еще больше похвал, но не ваших. Они приводят меня в восторг и поддерживают силы к работе» (ПСС— на философские темы, по поводу того, что Страхов, по словам Толстого, в своих критических статьях платит «дань Петербургу», упрощает вещи жизненные, сложные. В. И. Алексеев вспоминает резкое суждение Толстого: «Страхов — как трухлявое дерево, — ткнешь палкой, думаешь будет упорка, ан нет, она насквозь проходит, куда ни ткни, — точно в нем нет середины; вся она изъедена у него наукой и философией» (Летописи, 12, с. 279). Эти разногласия обострялись на пути Толстого к духовному кризису. Однако «добрые чувства брали верх»: так, после прочтения страховского этюда «Последний из идеалистов» в 1875 г. Толстой признавался: «... ваше сочувствие ко мне и мое к вам основано на необыкновенной родственности нашей духовной жизни» (ПСС, т. 62, с. 196). Толстому дороги были такие духовные соприкосновения. Он нуждался в духовных союзниках и нелицеприятных судьях. Отправляя в 1875 г. Страхову свое философское размышление («вроде предисловия к задуманному мною философскому сочинению»), Толстой просит его: «... поправьте, что неточно, уясните, что неясно, и опровергните, что неверно» (там же«Война и мир» (1873), он просит: «Делайте, что хотите, именно в смысле уничтожения всего, что вам покажется лишним, противуречивым, неясным. Даю вам это полномочие и благодарю за предпринимаемый труд, но, признаюсь, жалею...» (там же
Такие же просьбы и с теми же оговорками повторялись Толстым во время печатания «Анны Карениной»: «Вы и поощряли меня печатать и кончать этот роман, вы и избавьте его от безобразий» (там же«За ваше предложение прибавить слова к поправке я очень благодарен, но, если можно, велите мне прислать, я посмотрю» (там же, с. 343).
Заметка Страхова «Летом 1877 года...» рассказывает о подготовке отдельного издания «Анны Карениной» в трех томах (М., 1878). Она датирована 18 сентября 1880 г. и хранится вместе с журнальным текстом романа, с поправками Страхова и Толстого в ГМТ. Немало живых зарисовок Толстого более позднего времени содержится в письмах Страхова А. А. Фету, Н. Я. Данилевскому, В. В. Розанову, А. Г. Достоевской и другим лицам.
По ПСС—643.
1 Н. Н. Страхов приехал в Ясную Поляну около 10 июня 1877 г. В конце июня он и Толстой гостили у А. А. Фета. От Фета Страхов уехал к своим друзьям и вернулся в Ясную Поляну к середине июля. 25—27 июля он и Толстой ездили в Оптину пустынь (см. воспоминания А. Д. Оболенского в наст. томе). Из Ясной Поляны Страхов уехал в первых числах августа 1877 г.
2 Эти поправки, как признает и Страхов в настоящих воспоминаниях, зачастую противоречили творческому замыслу писателя, его стилю. См. статью Н. К. Гудзия «История писания и печатания «Анны Карениной» (ПСС—643) и «Текстологические пояснения» в кн.: Л. Н. Толстой. Анна Каренина. М., «Наука», 1970 (изд. подготовлено В. А. Ждановым и Э. Е. Зайденшнур).
3 При появлении первых частей романа в печати Страхов отправил Толстому ряд писем с восторженной оценкой романа. 13 февраля 1875 г. он писал: «Но публику вы поймали — дело кончено. Я признаюсь, сам не думал, что эти первые главы так хороши; только перечитывая их в «Русском вестнике», я понял, как это бесподобно» («Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым», СПб., 1913, с. 58). 25 декабря 1875 г.: «Что Каренина? Каренину и люблю ее сердечно» (там же