VIII
В начале ноября 1872 г. «Азбука» вышла в свет в количестве 3600 экземпляров («Правительственный вестник» 1872, № 269 от 12 ноября). Относительно цены и способа продажи «Азбуки» Толстой имел длинную переписку с Страховым и П. А. Берсом еще до выхода книги.[293]
В результате этой переписки «Азбука» была пущена в продажу по 2 рубля, то есть по 50 копеек за книгу. Книгопродавцам решено было отпускать книги только за наличный расчет, делая им уступку в 20 процентов. П. А. Берс устроил один склад «Азбуки» у себя на квартире, а другой в в книжном магазине «для иногородних», который взял на себя пересылку книг в провинцию.
«Азбука», несмотря на ее высокую цену, разойдется очень быстро, и он уверенно писал Страхову около 1 октября 1872 г.: «Первое издание разойдется сейчас же; а потом особенности книги рассердят педагогов, всю книгу растащат по хрестоматиям, и книга не пойдет.[294] В этом убеждении поддерживал Толстого и Берс, писавший ему 20 октября 1872 г.: «3600 экземпляров разойдутся, по всей вероятности, очень скоро, и новое издание придется начать в самом непродолжительном времени.... Но об этом Страхов при свидании хочет поговорить с тобою подробно». Свидание Страхова с Толстым произошло 6—8 ноября 1872 г. в Ясной Поляне. Во время этого свидания они, очевидно, и переговорили «подробно» о новом издании «Азбуки», и Страхов взял на себя исправление «Азбуки» для этого издания.
«Азбуки», но тот молчал. Недели через две после выхода книги он сам запросил об этом, и Берс писал в ответ 30 ноября 1872 г.: «В последнем твоем письме ты напугал меня своим нетерпением, но «Азбука» так недавно вышла в продажу, что я находил лишним уведомлять тебя о той мелкой распродаже, которую я вел до сих пор. Требования поступают только от одних петербургских книгопродавцев и притом весьма ограниченные, и несколько требований частных лиц из провинции. Можно прямо сказать, что «Азбука» еще не пошла; даже нет еще никаких критик и разборов — очевидно, что она еще совсем неизвестна. Книгопродавцы предвещают ей успех, но время к тому еще не наступило.... «Азбуки» продано у меня до 200 экземпляров и в магазине «для иногородних» до 300 экземпляров. Для двухнедельной распродажи это хорошо, но я жду лучшей». Но 8 декабря 1872 г. П. А. Берс писал уже в другом тоне: «К сожалению, приходится писать всё вещи весьма неутешительные. С 29 ноября по сегодняшний день распродано у меня 60 экземпляров. Мне кажется, что «Азбука» понемногу глохнет и — чего доброго — совсем заглохнет». 18 декабря 1872 г. Берс сообщал, что «Азбуки» с момента ее выхода распродано: 1 части — 292 и 2, 3, 4-й — 262 экземпляра. Чтобы повысить интерес к «Азбуке» и увеличить ее распродажу, Берс, с разрешения Толстого, разослал дополнительно экземпляры последней по редакциям журналов и газет и увеличил число публикаций о ней в газетах. И в том же письме к Толстому он выразил надежду, что «теперь «Азбука» пойдет успешнее».
Но надежды его не оправдались. Распродажа «Азбуки» уменьшалась с каждым днем. 22 февраля 1873 г. П. А. Берс писал сестре Т. А. Кузминской: «Азбука» приводит меня в отчаяние. До сих пор еще кое-как распродавалась, а в последнее время продажа совсем прекратилась, а у меня остались нетронутыми 2000 экземпляров, которые я теряю надежду продать». В том же неутешительном тоне писал Берс и Толстому 23 февраля 1873 г.: «Продажа «Азбуки» идет всё хуже и хуже. Сообщаю тебе это так часто, потому что обязан сообщать, а иначе и не писал бы».
Одной из главных причин неудачи, постигшей «Азбуку», было то, что она как учебник не была одобрена для школ Министерством просвещения. По выходе в свет «Азбуки» Толстой послал ее министру просвещения Д. А. Толстому вместе с письмом, в котором просил последнего одобрить книгу для школ, но в течение двух лет он не получил от министра не только одобрения «Азбуки», но даже и ответа на свое письмо.[295] В незаконченном ответе критикам «Азбуки», написанном в конце февраля или в первой половине марта 1873 г., Толстой с возмущением писал об этом: «И на письмо мое к министру народного просвещения я, противно самым элементарным правилам учтивости, не получил даже ответа».[296]
«Азбуки» в значительной степени содействовало не раз проявленное подозрительное отношение царской администрации к новаторской педагогической деятельности Толстого.
П. А. Берс же считал виновником неуспеха книги и самого Толстого, который «при распродаже «Азбуки» хотел быть исключением и переломить книгопродавцев», в которых, «вся сила и власть распространения книг». «Нельзя предполагать, — писал он Толстому 8 декабря 1872 г., — чтобы книга делалась известною вследствие одних публикаций, надо главное, чтобы ее распространяли книгопродавцы, а для того надо, чтобы продажа книги была им выгодна, а иначе они ее не только не распространят, но будут еще и прятать и держать в магазине только на случай требования». Так они и поступали с «Азбукой», в распродаже которой не были заинтересованы, так как автор делал им небольшую уступку и отпускал книгу только за наличный расчет.
«Азбуке» Толстого, появившиеся в журналах и газетах, несомненно также неблагоприятно отразились на ее продаже. Первым отозвался на появление «Азбуки» П. Н. Полевой. В статье «Азбука графа Л. Н. Толстого», помещенной в «С. -Петербургских ведомостях» (1872, № 330 от 1 декабря), он прежде всего остановился на внешности «Азбуки» и нашел, что «серая бумага, крупная, но слепая и бледная печать и, без всякого преувеличения, безобразные виньетки (всего 27), помещенные в виде пояснения при алфавите, всё это не согласовалось с весьма почтенною ценою «Азбуки» (2 руб.)». Вслед за тем Полевой обратил внимание на отсутствие в «Азбуке» предисловия, без которого невозможно решить: «для кого написал граф Л. Толстой свою «Азбуку»? кого разумеет он под названием ученика?» Преимущества метода Толстого обучения грамоте перед звуковым методом остались для Полевого «совершенно темными», а блестящие результаты, которых якобы достигал Толстой с помощью своего метода в изучении складов, показались ему «чудом» и «тайною». Но все-таки это «чудо» не в такой степени удивило Полевого, как статья в первой книге «Азбуки»: «Общие замечания для учителя», где Толстой говорит, что «ученик, полагающий, что земля стоит на воде и рыбах, судит гораздо здравее, чем тот, который верит, что земля вертится, и не может этого понять и объяснить». Материалы исторического содержания, входящие в «Азбуку», Полевой нашел «скудными», «бледными» и притом «разбросанными в четырех книгах «Азбуки» без всякой видимой связи или системы». Отдел с материалами из области естествознания богаче отдела исторического, но и он представляет собой «явление, до такой степени оригинальное и странное», что трудно себе представить, для какого класса учеников предназначен Толстым этот материал. Все статьи этого отдела изложены «с точки зрения, что природа устроена на пользу человека и представляет собою не более, как обширное хозяйство, в котором разные части и силы всегда готовы на службу нашим интересам, хотя почему-то и подразделяются на полезные и вредные». Многие статьи этого отдела не имеют «положительно никакого значения ни для одного ребенка». Из числа басен, сказок, описаний и рассказов, составляющих главный отдел «Азбуки», выделяются по своим литературным достоинствам только три рассказа: «Бог правду видит», «Кавказский пленник» и «Охота пуще неволи». Все остальные произведения этого отдела Полевой нашел недостойными имени автора «Войны и мира». Все они удивляют читателя и «странностью выбора сюжетов» и «каким-то странным орловско-калужским наречием», каким они изложены. Во множестве произведений этого отдела «постоянную, выдающуюся роль играет слепой случай, тот фатализм, который всегда сказывался слабою стороной всех произведений графа Л. Толстого и здесь доведен до смешных крайностей». В отделе церковно-славянского чтения Толстой показал, что его «знания в церковно-славянской грамматике более чем ограничены». В заключение Полевой выразил сожаление, что «талантливый автор отдельных прекрасных произведений, которыми русская литература имеет полное право гордиться, затрачивает свои силы на составление подобной «Азбуки», вероятно, немало отнявшей у него времени и едва ли годной для наших школ».
Еще суровее отнесся к «Азбуке» Толстого «Вестник Европы», напечатавший анонимную статью в № 1 за 1873 г. Журнал также выразил сожаление, что Толстой не предпослал своей «Азбуке» «введение, которое разъяснило бы, почему нужно «Азбуку» разбить на четыре части, а не на 2, на 5 или более книжек? Во-вторых: как учителю прилагать на деле эту четырехактную мистерию для возращения любознательной молодежи? В-третьих: для какого слоя общества автор преимущественно предназначал свой труд?» Без введения «мудрено разъяснить себе отчетливо цель, какую предполагал автор при составлении объемистой, дорогой и разнокалиберной «Азбуки». Преимущественно он «бьет шибко на мораль, которая до оскомины приелась в фабрикациях иезуитского пошиба плаксивой сентиментальности, где употребляется для того обычный запас басен, присказок, сказок, сентенций и нравоучительно-невинных или уморительно-смехотворных рассказов». Толстой «погнался за несколькими зайцами разом, и не мудрено, что промахнулся на всех». Отвергши «фонетический, общепринятый, самый естественный метод», Толстой «останавливается на только что покинутых бе, ве, ке, , хе, ше ». Научивши читать и изображать буквы, Толстой «подкрепляет приобретенные знания очень нехитрыми рисунками, между которыми вздетая иголка сильно напоминает кнут; хомут — что-то широкое с прорехою», а затем «сажает школьника на прадедовскую зубристику слогов от ба до вспры с компанией». Кое-где в «Азбуке» намекается «на что-то похожее на грамматические рубрики», но они до крайности «скудны, неполны, фрагментарны и разбросаны». Постановка некоторых знаков препинания в ней «огульно-ошибочна». Исчерпавши «своеобразно и разнообразно всю грамотность, подслащенную сомнительною моралью, гр. Л. Н. Толстой переходит к изучению славянской азбуки без азбуки, которая, по его мнению, отрывочно, но основательно и притом наглядно заучится из трудно понимаемой Несторовой летописи, на этот раз напечатанной русским шрифтом». Толстой почти не дал в «Азбуке» материала, который давал бы простолюдину знания, необходимые ему в практической жизни, и знакомил бы его с отечественной историей и с природой, с которой он органически связан. Зато какое у него «преизобилие басен, сказок, рассказов, почерпнутых у Эзопа, индийцев, американцев, арабов, персиян, турков и tutti quanti. Сказочный, вычурный и вообще болтливый элемент, как ни привлекателен для молодого ума, решительно раздражает лишь нервы, т. е. действует патологически, приучая к грезам, несообразности, неестественности, небывальщине, неправде, поддерживая дедовские предрассудки и закоснелое суеверие». Толстой потерпел неудачу с своей «Азбукой» потому, что он, как и все почти составители сборников, всего более хлопотал об «оригинальничании». Проще и целесообразнее было бы составить ему свою хрестоматию «из русских песен и былин, из летописей, из наших образцовых писателей — Гоголя, Тургенева, Аксакова, Решетникова, Успенского, Марко-Вовчка и многих других, более или менее удачно схватывавших заветную жизнь народа и всего общества». Если «авторское себялюбие уже чересчур щекотало» Толстого, то он мог бы «в пазах вклеить и свои думы и извороты, предоставляя их вполне терпению или суду общества».
Сочувственный отзыв об «Азбуке» дал только «Гражданин» (1873, № 1). Он только посоветовал Толстому в будущих изданиях «Азбуки» библейские отрывки поставить прежде отрывков из летописи и Четьих-Миней.
Эти три отзыва, прочитанные Толстым, «возмутили и оскорбили его».[297] Об отзыве «Вестника Европы» он писал Страхову 1? марта 1873 г.: «У брата [Сергея Николаевича] прочел в Вестнике Европы об «Азбуке» и, признаюсь, как ни совестно, почувствовал оскорбление и уныние».[298] В конце февраля или в первой половине марта 1873 г. Толстой написал в крайне резком тоне ответ критикам «Азбуки». Ответ остался незаконченным (печатается в настоящем томе, стр. 409—411). Вместо этого ответа, Толстой написал письмо издателям «Московских ведомостей», датированное 1 июня 1873 г., которое и было напечатано в названной газете (1873, № 140 от 7 июня).[299]
«Азбуке». И этого мнения не поколебали в нем ни критика, ни провал издания. «Азбука не идет и ее разбранили в «Петербургских ведомостях»; но меня почти не интересует, я так уверен, что я этой Азбукой», — писал Толстой Страхову 17 декабря 1872 г.[300] Об этом писал Толстой и А. А. Толстой в январе — феврале 1873 г.: «Азбуку мою, пожалуй, не смотрите. Вы не учили маленьких детей, вы далеко стоите от народа и ничего не увидите в ней. Я же положил на нее труда и любви больше, чем на всё, что я делал, и знаю, что это одно дело моей жизни важное. Ее оценят лет через 10 те дети, которые по ней выучатся.[301]
И понятно, что при такой высокой оценке своей «Азбуки» Толстому трудно было помириться с ее провалом. Полагая, что одною из причин слабого расхождения «Азбуки» является ее высокая цена, на что настойчиво указывала и критика, Толстой в сентябре 1873 г. сделал переброшировку 1500 экземпляров «Азбуки», разбив каждый экземпляр не на четыре, а на двенадцать книг и пустив каждую книгу в продажу по дешевой цене. В этом виде «Азбука» вышла в 1874 г. (цензурные разрешения отдельных книг: 13, 27 и 28 сентября 1873 г.) по цене от 10 до 25 копеек за книжку.
«Азбука» шла слабо. Главным тормозом, задержавшим ее распродажу, было то, что книга не была одобрена для школ Министерством народного просвещения.
Московским комитетом грамотности, а затем остановился на тех положительных выводах, к каким он пришел на основании этого опыта. Опыт этот показал Толстому, что «звуковой способ обучения грамоте не есть один из безразличных способов обучения читать и писать, но что он неразрывно связан с целой системой, целиком взятой не из Европы, но исключительно из Германии, и что система эта.... совершенно чужда и даже противна духу русского языка и народа». В заключение письма Толстой предложил представить на рассмотрение министра просвещения «подробную программу и план преподавания в народных школах и план образования народных учителей в самых школах».[302]
Это письмо было передано Д. А. Толстым на рассмотрение в Ученый комитет при Министерстве народного просвещения. Рассмотрение «Азбуки» еще до этого письма поручено было трем членам комитета: К. К. Сент-Илеру, А. Н. Майкову и А. М. Беляеву. 20 июля 1874 г. H. Н. Страхов извещал Толстого, что он, по его поручению, передал А. М. Беляеву сочувственное письмо об арифметике, полученное Толстым от В. Я. Буняковского в конце 1872 г.
«Азбуке» были написаны и представлены в комитет только в сентябре 1874 г. H. Н. Страхов, сам состоявший членом Ученого комитета, в письме от 22 сентября познакомил Л. Н. Толстого с сущностью этих отзывов, добавив при этом: «Ученый комитет еще не поставил решения об Вашей «Азбуке». Члены комитета дали отзыв об «Азбуке» в четырех книгах. H. Н. Страхов из бумаг комитета увидел, что последнему была даже неизвестна «Азбука» в двенадцати книгах, и он представил в комитет экземпляр этой «Азбуки». «Следствием этого — добавил он в том же письме — будет, вероятно, то. что одобрят Ваши книги для чтения, и они вдруг разойдутся. Может быть, комитет предложит сбавить цену. Я объявил секретарю, что готов списаться с Вами об этом и что, конечно, Вы не откажетесь».[303]
«Азбуке» Ученый комитет заслушал в заседании, состоявшемся 29 октября 1874 г. К. К. Сент-Илер дал отзыв об азбуке в тесном смысле, о статьях для чтения научно-популярного характера и о всех статьях для учителя. Отзыв его сводился к следующему: азбука с картинками предметов как прием обучения имеет то «неудобство, что ученик, интересуясь картинками, слишком быстро и поверхностно знакомится с буквами, а угадывает звук не по изображению буквы, а по картинке. Склады на 15, 16 и 17 страницах «Азбуки» составлены так, как в самых старых и теперь уже забытых азбуках. Польза этих складов вовсе не объяснена автором. Изображение окончаний и других букв особым шрифтом вполне допустимо в книге для взрослых учеников, которые уже овладели механизмом чтения. В начале же обучения это изображение будет только развлекать внимание учеников. Правильнее было бы напечатать целые фразы и рассказы скорописью, чтобы научить детей читать и этот шрифт, как это обыкновенно встречается в немецких учебниках». Относительно надстрочных букв в упражнениях IV отдела собственно азбуки К. К. Сент-Илер не решался высказаться определенно, но всё же думал, что лучше было бы обойтись без них, так как «ребенку, еще плохо читающему, трудно вглядываться в буквы зараз, и верхние буквы могут путать его в правописании». В статьях для учителя много «дельных» советов, но они изложены весьма кратко, почти без объяснений и мотивировки, что крайне вредит «ясности изложения» и дает повод к «перетолкованиям». Прием обучения грамоте, предлагаемый Толстым, не отличается резко от приемов Столпянского, Корфа и др. Автору следовало бы «гораздо подробнее разработать употребительные приемы обучения и привести побольше доказательств в пользу своего метода». «Общие замечания для учителя» заключают в себе «довольно много хорошего, но изложены отрывочно и довольно бессвязно». В статьях научно-популярного характера Толстой «старается все свои объяснения делать языком народным, употребляя выражения ненаучные и сравнения, не всегда удачные». Статьи эти, несмотря на мастерское изложение, все же не совсем «уместны» в книге для народных школ. На долю К. К. Сент-Илера, по его признанию, выпало разбирать самую слабую часть «Азбуки», и потому он считал долгом сказать, что «почти все остальные статьи для чтения в этой книге так хороши, что могут служить образцом для авторов учебников для народных школ».
В заключение К. К. Сент-Илер высказал «насчет азбуки и педагогической части» такое мнение: «Азбука» представляет «мало достоинств, меньше, чем во многих других азбуках, и статьи для учителя, вообще говоря, также не отличаются большими достоинствами». Кроме того, цена «Азбуки» непомерно дорога для народных школ. На этом основании «Азбуку» как учебник он не считал возможным одобрить для народных школ, но не находил причин для недопущения ее в школы. В общей же сложности, принимая во внимание «отличный выбор» материала для чтения и рассказа, К. К. Сент-Илер «считал бы справедливым «Азбуки» для чтения в классе и для упражнения в рассказе».
На долю А. Н. Майкова, по его словам, выпал «труд самый благодарный» — дать отзыв о художественных материалах для русского чтения и материалах для славянского чтения, помещенных в «Азбуке». В рассказах всех четырех книг А. Н. Майков видел «соразмерность с возрастающим пониманием ученика» и добавлял, что из них «перлом может быть назван рассказ, под названием: «Кавказский пленник». Мастерство здесь полное».
«Азбуки», пришел к такому выводу: в арифметике Толстого отсутствует такой важный отдел, как именованные числа. Некоторые отделы не заключают в себе многих объяснений, необходимых «для ясного и сознательного понимания излагаемых статей». Составитель обращает главное внимание «на приучение к механизму выкладок, оставляя без внимания развитие умственных способностей». Изложение во многих местах арифметики отрывочно. Правила и немногие объяснения, данные в ней, выражены «неточно и как будто недосказаны». В некоторых отделах «введена новая терминология, никем не употребляемая и не могущая заменить общепринятую терминологию». На основании этого А. М. Беляев полагал, что арифметика Толстого «не может быть допущена к употреблению в начальных школах».
«Азбуку» Толстого «одобрить в целом составе для библиотек народных училищ, а в частности, относительно отделов этой «Азбуки», постановить следующее: 1) первую часть «Азбуки» — склады, первоначальное чтение — допустить в начальные школы как учебник; 2) четыре книги для чтения по-русски (II, ІV, VI и VIII), а также три [описка: следует читать: четыре] книги для чтения по-славянски (III, V, VII и IX) рекомендовать как отличный выбор материала для чтения в классе и упражнения в рассказе и 3) арифметические отделы «Азбуки» признать неудобными для руководства учащихся». Вместе с тем комитет выразил пожелание, чтобы цена, по возможности, была понижена.[304]
8 ноября 1874 г. Страхов сообщил Толстому о постановлении Ученого комитета. Надежды Страхова, что книги для русского и славянского чтения, после их одобрения, тотчас разойдутся, не оправдались. Книги эти и после одобрения их расходились медленно. По крайней мере Толстой 5 мая 1875 г. в письме к Т. А. и А. М. Кузминским жаловался, что «Азбука принесла ему убытку 2000 рублей». 12 октября 1876 г. Страхов сообщал Толстому, что он отправил Н. М. Нагорнову в Москву 1200 книжек «Азбуки» в 12 частях. «Другое радостное для меня событие, — писал Страхов в начале февраля 1877 г., — это расход вашей большой «Азбуки». Я уже отказал одному книгопродавцу, и так как требования несомненно будут продолжаться, то следует печатать новое издание. Вы, впрочем, уже говорили об этом. Четыре года расходилась книга!» Но в этом же письме Страхов добавлял, что десятка два-три экземпляров большой «Азбуки» имеются еще в магазинах и остатки издания находятся у него на руках.[305]
По словам Страхова, первая и последние три книги отдельно совсем не спрашивались, а продавались только вместе с другими книгами как части полного экземпляра. 16 марта 1877 г. Страхов извещал Толстого, что книжки «Азбуки» от второй до восьмой включительно «выбраны почти дочиста» и у. него и в магазинах, и советовал ему на досуге подумать, как сделать новое издание. Но разрозненные части «Азбуки» продавались еще в 1883 г., как это видно из письма Страхова от 12 декабря этого года.